Сергей Кара-Мурза

Кто реальные союзники в России?

Октябрьская революция - явление такого порядка, что мы только-только начинаем его осознавать. Советский строй - это цивилизационный проект общечеловеческого масштаба. Несмотря на краткость нашего опыта, он дал важные ответы на фундаментальные вопросы. В социальном плане: жизнь без конкуренции, без "войны всех против всех" и без скатывания в общество потребления возможна . В национальном плане: жизнь народов как семьи ("симфонии"), без ассимиляции и апартеида, с сохранением малых народов, возможна . В антропологии: человек человеку брат , а не волк , это - его естество.

Советский строй рожден Россией и лежит в русле ее истории и культуры. Это ответ на вопросы общественного бытия, порожденный из недр Православия. Конечно, в муках. Запад дал свой родившийся в муках из недр Реформации ответ - в виде капитализма и человека-атома, индивида.

Советский проект оказал принципиальное влияние на все остальные цивилизационные проекты: помог зародиться социальному государству на Западе, побудил демонтировать колониальную систему, надолго нейтрализовал соблазн фашизма, дал многое для выживания и укрепления цивилизаций Азии - и Китая, и Индии, и арабского мира.

Жизнеспособность и стойкость советского строя при одной комбинации трудностей и столь же поразительная хрупкость при другой многое сказали нам о человеке, обществе и государстве. Сейчас надо осваивать то знание, которое нам приоткрыла история - долго открытым оно не будет, многие заинтересованы в том, чтобы его запылить, запачкать.

К тому же многие впали в соблазн простого антисоветизма: причины краха видят в самой сути советского строя, в его принципах социального и национального жизнеустройства. Велика потребность объяснить себе происходящее, некогда ждать, пока созреет понимание - и хватается человек за простые штампы, что ему подсказывает какой-нибудь Сванидзе, как он ни противен.

Советский проект не исчерпал себя, не выродился и не погиб сам собой. У него были болезни роста, несоответствие отдельных его институтов новому состоянию общества. Было и "переутомление", депрессия. В этом состоянии он был убит противником в холодной войне, хотя и руками своих - кто-то убивал из корысти, а большинство по незнанию. Никаких выводов о порочности проекта из факта его убийства не следует. Опыт отвергает подлую мудрость тех, кто шепчет: "Убийца всегда прав".

Исторически обусловленные дефекты и слабости советского проекта - это слабости высокоорганизованного идеократического общества. На этом уровне много неразрешенных, сложных теоретических проблем. Их решение необходимо для выхода из кризиса.

Люди в массе своей не отказались от сути советского строя, ею мы сегодня и живем, пусть и в уродливом обличье. Но срок такой жизни нам отпущен небольшой. Мы снова вырвемся из той экзистенциальной ловушки , в которую попала Россия, если за этот срок успеем восстановить "организованное мышление".

В целях этого восстановления протянем одну нить - между нашим нынешним состоянием и 1917 г.

Тогда русская революция, зревшая полвека, также имела своей ближайшей, искомой целью найти выход из целой связки порочных кругов, в которые попала Россия - из того, что мы и называем экзистенциальной ловушкой. Тогда России, по словам М.Вебера, пришлось "догонять капитализм и убегать от него". Догонять - потому что страна не могла выжить без индустриализации, а другого пути, кроме западного, для этого не мыслилось (народники, не успев соединить утопию с наукой, на время были отброшены марксизмом). В то же время приходилось "убегать от капитализма", потому что он быстро и неуклонно превращал Россию в периферийную экономику, высасывая из нее соки, почти как из Китая.

В этот порочный круг попала реформа Столыпина. Он верно понял сигнал революции 1905 г., но решил пойти по ветви "догонять капитализм". Эта реформа лишь ускорила созревание революции 1917 г., которая только и смогла разорвать круг. Но сила этого взрыва была такой, что он решил задачу более высокого уровня - общемирового. Была взломана форма, в которую мир был загнан сильным и агрессивным западным капитализмом. Именно русская революция ввела в исторический процесс "Восток". Революции в Азии, арабском мире и Латинской Америке, даже не слившись в одну, были именно мировой революцией, которая принимает разные формы и еще далека от завершения.

Как любой цивилизационный сдвиг, русская революция есть явление религиозное. Религиозность ее не в формальном создании новой официальной церкви в строгом смысле слова, а в том, что эта революция не выводилась из рационального расчета "социальных интересов", а была поиском правды на земле. В корне этой революции - русский космизм, всечеловечность и искание града Китежа. Земля и Воля !

Революция была большой крестьянской войной России, она и приняла многие формы русского бунта. "Горилла поднялась за правду," - так определил вдумчивый наблюдатель М.М.Пришвин. Тяжело пеpеживая кpах либеральных иллюзий, он признает, что Октябрьская революция - это соединение невидимого града православных с видимым градом на земле товарищей: "в чистом виде появление гориллы происходит целиком из сложения товарищей и православных".

Когда ловушка захлопнута так, что взломать ее может только "горила", разрушения велики, и много прекрасных и хрупких вещей погибает. Тех, кто сегодня проклинает двенадцать "горил", что "пальнули пулею в святую Русь", можно спросить: почему же "ваши" не остановили революцию? Не смогли... Почему же? Потому, что все ее делали - и Столыпин подталкивал, и Достоевский с Толстым, да и Пришвин с Мережковским. Все ее готовили. Это потом, когда "горила поднялась", испугались. Тогда с революцией, которую готовила интеллигенция, осталась только та ее часть, что обладала сильно развитым "естественным религиозным органом" - те, кто чувствовал ход истории и кто посовестился бросить в момент катастрофы свое племя, хотя бы оно и превратилось на миг в "скифов".

Насколько глубок был разлом, видно из того, какими разными были те, кто остался. Блок и Маяковский, Хлебников и Есенин. Поэтический идеолог крупной буржуазии Брюсов сказал тогда:

И тех, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном.

Так что те, кто сегодня проклинает Октябрь 1917 г., просто неспособны мыслью "вернуться в прошлое". А значит, они ничего не могут нам сказать для будущего. Сколько ни спрашивай И.Р.Шафаревича, какой выход он предложил бы для России в то время, - ответа не получишь. Даже в период максимальных успехов белых в 1919 г. М.М.Пришвин, сам в то время убежденный антикоммунист, писал: "Сейчас все кричат против коммунистов, но по существу против монахов, а сам монастырь-коммуна в святости своей признается и почти всеми буржуями".

Не главный это сегодня вопрос, но надо вспомнить, что именно большевики смогли овладеть стихией русского бунта. Рассматривая свободным от шор советской мифологии взглядом события первой четверти века, нельзя не признать, что из всех реальных политических сил тогдашней России только большевики обладали качествами, которые позволили им "заковать в бетон страну в бушующем разливе". Это было не под силу ни кадетам с эсерами, ни сникшим меньшевикам. Нынешнее нытье А.Н.Яковлева рассчитано только на беспамятных.

Ведь главная проблема - не начать революцию, а выйти из нее. Когда 3 января 1826 г. был подавлен мятеж Черниговского полка и арестованы поднявшие его офицеры-декабристы, Бестужев-Рюмин вздохнул с облегчением: "Самый успех наш был бы пагубен для нас и для России". Это были честные слова патриота, повидавшего капельку русского бунта, поднятого под либеральным знаменем. Строго говоря, Муравьев-Апостол сам повел остатки своего безоружного восставшего полка под картечный огонь в поле, чтобы покончить дело без гибели мирного населения.

Вместо монархии с ее артиллерией, революцию либералов-западников ("Февраль") подавили большевики, но они подавили ее "своей" революцией - революцией почвенной России. Так гасят степной пожар встречным огнем. После этого большевики провели реставрацию России - и в государственном, и в территориальном плане, но России уже обновленной ("социалистической"). Потому о Сталине и говорят: "термидор".

Как говорил Грамши, революция - это битва "сил организованного мышления против сил животной жизни" в поисках высшей гармонии. Эта битва произошла в России под знаменами либерализма и коммунизма (хотя первый ее акт, ее "университет", захватил в 1905 г. крестьянство извечной идеей "Земли и Воли". Но в этой идее не хватило того соединения мифа и рациональности, которое связало бы все общество, а одни крестьяне победить не могут. В гражданской войне либерализм иссяк, послереволюционную работу возглавил коммунизм - а меньшевики, эсеры, кадеты и т.д. заполнили посты согласно их профессиям. Их вклад в советское строительство ничуть не меньше, чем большевиков - ведь их идейный и интеллектуальный багаж никуда не делся.

Утопией, мифом коммунизма было завершение эсхатологического цикла истории в виде возврата к общине через преодоление отчуждения, созданного частной собственностью. Отчуждения человека от человека и от природы. Это - обретение потерянного рая, жизнь без классов и без государства.

Учение Маркса о коммунизме сложно. Оно имеет все черты мировой религии, но это не просто милленаристская ересь построения Царства Божия на Земле, вроде хилиазма у ранних христиан. Религиозная нить марксизма неразрывно переплетена с самыми современными теориями и научной картиной мира того времени, а также с методологическими подходами, намного время опережавшими. Интеллектуальный уровень и идейное богатство марксизма таковы, что делают его уникальным явлением культуры. Более ста лет множество лучших умов мира продолжают и критикуют Маркса - но, по большому счету, существенно его ничем не дополнили. Более того, его запас идей вообще использован еще в малой степени. Ленинизм ? не дополнение, а новая ветвь марксизма.

Но слово Маркса было брошено в очень бурный поток общественной борьбы и везде отозвалось не так, как предполагалось. После революции 1848 г., начиная с "Манифеста", Маркс писал для пролетариата Запада, с определенной политической целью, "расколдовывая" для пролетариата мир капитализма . Запад внимательно усвоил уроки Маркса, выхолостил революционное и всечеловеческое гуманистическое содержание марксизма, "одомашнил" своих пролетариев и породил социал-демократию. "Движение - все, цель - ничто!". Запад укрепился новым общественным договором: грабить вне дома и делиться со всеми социальными группами.

Но Россия была как раз готова принять главные смыслы марксизма, и он овладел практически всем общественным сознанием. В начале ХХ века С.Н.Булгаков писал в "Философии хозяйства": "Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм" (а в то время воздействие экономистов на сознание читающей публики было значительным). Это была первая мировоззренческая система, в которой на современном уровне ставились основные проблемы бытия, свободы и необходимости. Как ни покажется это непривычным нашим православным патриотам, надо вспомнить важную мысль Г.Флоровского ? марксизм пробудил в России начала века тягу к религиозной философии: "Именно марксизм повлиял на поворот религиозных исканий у нас в сторону православия. Из марксизма вышли Булгаков, Бердяев, Франк, Струве? Все это были симптомы какого-то сдвига в глубинах". Добавлю, что в свое время марксистами были не только религиозные искатели, но даже и такие правые лидеры кадетов, как П.Струве и А.Изгоев.

Очевидно, что в рамках марксизма интеллектуальный аппарат для понимания России как сложной незападной цивилизации не был разработан, и разработка его наталкивалась на большие трудности. Но сожалеть о том, что зрелой "теории России" к началу века выработано не было и весь культурный слой говорил на языке марксизма, бесполезно. По консолидирующей и объяснительной силе никакое учение не могло в тот момент конкурировать с марксизмом. Поэтому собственные, российские прозрения и доктрины приходилось излагать на языке марксизма - как это и было сделано Лениным с поразительным искусством. Плеханов и меньшевики, бундовцы и западные социал-демократы криком кричали, что вся стратегия Ленина противоречит марксизму, что это народничество и славянофильство - рабочие и крестьяне к этим крикам были равнодушны.

Приняв марксизм как мощный инструмент революции, мы в то же время заложили в надстройку советского общества глубокое противоречие. Ведь, как ни крути, революцию большевики возглавили такую, что она шла вразрез с главными постулатами марксизма, выработанными для Запада. Тут правы были и Плеханов, и Либер. Но эти хоть перешли в лагерь противников. Другое дело - молодой Антонио Грамши, восторженный защитник нашей революции на Западе, основатель так помогшего нам поначалу западного коммунизма. Он написал 5 января 1918 г. об Октябре важную, многоплановую статью. Она называлась "Революция против " Капитала ".

Грамши пишет: "Это революция против " Капитала " Карла Маркса. " Капитал " Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа... Но факты пересилили идеологию. Факты вызвали взрыв, который разнес на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось...

Но хотя большевики отвергли некоторые утверждения "Капитала", они, в то же время, не отвергли его внутреннего духа и мысли. Они - не "марксисты", и этим все сказано; они не воздвигли на трудах мастера чуждую ему доктрину из догматических и бесспорных утверждений. В них живо бессмертное мышление марксизма, которое продолжает итальянскую и немецкую идеалистическую мысль, хотя и поврежденную у Маркса включениями позитивизма и натурализма".

Чтобы не смущать мобилизованных на строительство и войну русских коммунистов, их до Грамши не допустили, а сейчас он нам необходим. Ведь расхождение нашей реальности с теорией, которая ее должна была объяснять, все больше нарастало. Наконец, настал момент, когда мы практически остались без общественной науки и генеральный секретарь КПСС вынужден был признать: "Мы не знаем общества, в котором живем!".

Но речь не об этом. Внутренние противоречия надстройки приобретают разрушительную силу, когда соединяются с критическим разрывом между социально обусловленным образом жизни и антропологией - представлением самих людей о своих правах и о том, как надобно жить "по совести".

При советском строе сложилось вполне определенное целостное жизнеустройство . Споры о том, как его назвать, было ли оно социализмом, соответствовало ли теории Маркса, являются настолько схоластическими и бессмысленными, что иной раз кажутся плодом большой идеологической диверсии.

Факт, что в советском строе жизни были устранены важнейшие источники массовых страданий - безработица, бедность, голод и холод, тяжелые социальные болезни и беззащитность. Это было, с точки зрения поколений, испытавших эти страдания на опыте, таким благом, что эти поколения были готовы за него беззаветно трудиться и воевать. Они чувствовали, что жизнь устраивается правильно, по совести. Другое благо, которое советский строй дал всем социальным группам и всем народам - доступ к образованию очень высокого качества. Речь идет о фундаментальных жизненных благах.

По совокупному "индексу человеческого развития", принятому ООН, СССР в 1970 г. занимал 20-е место в мире, имея впереди себя лишь самые развитые страны Запада и Японию. На начало 1995 г. Россия находилась во второй сотне государств - в бедной части стран "третьего мира" (надо учесть, что Россия к тому же "сбросила" с себя, по сравнению с СССР, показатели менее развитых республик Азии). Быстро снижается и уровень образования. Микроперепись 1994 г. показала: лиц "с начальным образованием и не имеющих такового" в возрасте 20-24 года было в России 0,8%, а в возрасте 15-19 лет ? уже 9% ("СОЦИС", 1996, 12, с. 69). В жизнь входит постсоветское поколение.

Смена поколений и урбанизация, массовый переход к городской жизни, произошедшие в 60-70-е годы, принципиально изменили ситуацию в СССР. Сама ориентация жизнеустройства на "сокращение страданий" утратила привлекательность, поскольку новые поколения уже не имели личного опыта социальных бедствий и считали благополучную жизнь (например, отсутствие голода) естественным состоянием. С другой стороны, жизнь в городе вызвала совершенно новые потребности, к удовлетворению которых советское жизнеустройство не было готово ни идейно, ни экономически. Масса городской молодежи начинала жизнь с чувством все более глубокой неудовлетворенности. Она к тому же усиливалась обостренным восприятием различных форм социального неравенства и несправедливости, порожденных рецидивами и даже реставрацией многих черт сословности в позднем СССР.

Эти социальные противоречия не были не только антагонистическими, но даже не были и болезнью системы - они были " недомоганием " и не ставили под вопрос фундаментальные основания советского строя. Никому бы и в голову не пришло призывать к смене общественного строя, к безработице, отказу от социальных прав и т.д. Недовольство не было направлено против главных принципов жизнеустройства, требовалось именно обновление определенных сторон жизни. Однако "недомогание" протекало в условиях, когда имелись влиятельные или набирающие влияние силы, объективно заинтересованные именно в изменении общественного строя и типа государственности.

Во-первых, СССР находился в состоянии "холодной" войны с Западом, которая носила характер войны цивилизаций и была направлена именно и только на уничтожение СССР. Во-вторых, восстановлению и воспроизводству тех черт сословного общества, в которых был заинтересован привилегированный слой бюрократии, препятствовали именно главные принципы советского жизнеустройства. Номенклатура становилась антисоветской. Наконец, начиная с 60-х годов шло быстрое усиление теневой экономики и стоящего за нею преступного мира как оформившегося интернационального сословия. Легализация его притязаний и новые большие приобретения могли произойти только в условиях хаоса при сломе государственно-правовой и идеологической системы.

Таким образом, к середине 80-х годов сложился неявный союз большой части (если не большинства) населения СССР, заинтересованной в обновлении советского строя при сохранении его главных структур, с теневыми силами, для которых как раз обновление и укрепление советского строя создавали большую угрозу. Они были заинтересованы именно в ликвидации советской системы. Именно эти теневые силы (теневые в том смысле, что они открыто не декларировали своих целей, а манипулировали сознанием граждан) были организованы и имели доступ к ресурсам. Они совершили "революцию сверху" - так, что они, по выражению одного политического наблюдателя, сидели за рычагами бульдозера, сокрушавшего советский строй. Массы, прежде всего интеллигенция, оказались этим управляемым бульдозером.

Важнейшим культурным условием для того, чтобы в СССР могла быть организована такая революция, была та самая "парадигма революционности", унаследованная от старших поколений, которую в идеологических целях еще усилила официальная советская пропаганда. Когда М.С.Горбачев объявил, что перестройка - это героическое продолжение революции 1917 г., это не ужаснуло, а восхитило публику. В действительности весь советский период нашей истории представлял собой перманентную революцию с преодолением острых противоречий и кризисов. Короткий спокойный, благополучный и очень продуктивный период был назван "застойным" и осужден как нечто предосудительное. Инерция революции в мышлении была очень сильна, и она была использована теневыми силами.

Второе фундаментальное условие для впечатляющего успеха "молекулярной агрессии" в сознание советских людей заключалось как раз в том, что они в течение нескольких поколений были приучены при осмыслении общественных проблем "говорить на языке марксизма". При этом марксизм был вульгаризирован так, что многие категории, разработанные именно для капитализма и в принципе неприменимые для иных формаций, переносились и на советский строй с его явно некапиталистическим жизнеустройством.

Антисоветским идеологам, выступающим под знаменем марксизма "в защиту интересов трудящихся", не составило труда выбрать у Маркса достаточно изречений, чтобы сформировать целую концепцию, доказывающую, что якобы советский строй - ухудшенный вариант капитализма и что революция должна быть продолжена.

Из работ раннего ("революционного") Маркса были взяты предупреждения о том, что в ходе антибуржуазной революции есть опасность трансформировать капитализм в "казарменный коммунизм", в котором место капитала займет государство, а класс бюрократов займет место владельцев частной собственности. Причем этот "грубый" коммунизм возникает на базе справедливого стремления трудящихся к "упразднению частной собственности". Это, по словам Маркса, стремление "уничтожить все то, чем на началах частной собственности не могут обладать все", так что "категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей". Для такого коммунизма "общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы , выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом" (Маркс К. Из ранних произведений. М.: 1956. С. 586, 587). Община как всеобщий капиталист! Неплохо для похода против общинной России. Неважно, что о русской общине, а не "посткапиталистической" западной коммуне, Маркс спустя 50 лет писал совершенно противоположные вещи - этого антисоветские марксисты не цитировали.

С середины 80-х годов в политизированном обществоведении возник целый жанр, который можно назвать "антисоветским марксизмом". Это - комбинаторика выдернутых из контекста цитат и немного комментариев. Благодаря им люди, испытывающие вызванное объективными причинами недовольство многими сторонами советского строя, "узнавали" его в подтянутых за уши репликах Маркса. И эти реплики выглядели как гениальное прозрение, что лишь усиливало эффект.

Вот, например, исходя из пары приведенных выше туманных реплик молодого Маркса, видные социологи в авторитетном академическом журнале "СОЦИС" (1991, 5, с. 22) пишут, что советская (административно-командная") модель "не выходит за пределы буржуазной формации, являясь ее, так сказать, вырожденным случаем". И что отчуждение при советском строе является еще более одиозным, нежели при капиталистическом способе производства.

В общем, советский строй - худшая разновидность капитализма: "Государственная собственность, которую пытались отождествить с общественной, является, таким образом, худшей разновидностью частной собственности, ибо не исключает, а лишь видоизменяет форму эксплуатации наемного труда. Более того, в отличие от частной, госсобственность распространяется и на человека, превращая его в средство...". Комментарий методологически негодный, но это неважно, его дело - служить "смазкой" между беспорядочными, собранными с бору по сосенке цитатами Маркса. Впрочем, после декабря 1991 г. все эти "марксисты" принялись пропагандировать не только эксплуатацию наемного труда, но и безработицу и даже бедность. Но это уже другая история.

Здесь нас не интересует технология антисоветской революции начала 90-х годов. Она сильно ударила по личным судьбам большинства, но в масштабе исторического времени это - эпизод в тектоническом процессе русской революции ХХ века. Мы уже думаем о следующем этапе ? этапе прохождения катастрофы и последующего выхода в приемлемый коридор развития.

Не вдаваясь в аргументацию, которой посвящена уже большая литература, скажем коротко, что шансов преодолеть катастрофу и сохраниться как страна и как культура на пути неолиберальной реформы "по Чубайсу" Россия не имеет. Деиндустриализация не прекращается, хотя и появляются воспроизводимые анклавы "дополняющей" периферийной экономики. Продолжается и изъятие из России жизненно важных ресурсов, так что в недалекой перспективе существенное сокращение населения (с потерей территорий ) станет неизбежным. Пережить катастрофический период массовых отказов изношенной технологической инфраструктуры и тем более консолидировать общество для проекта восстановления можно будет лишь на основе солидарных принципов жизнеустройства. Такова наша установка.

Какое направление из нынешней точки кажется нам реалистичным и, следовательно, каковы контуры возможного в будущем жизнеустройства? Они очерчиваются исходя из тех "неприятий", которые выявились при крушении советского строя, и из тех "неприятий", которые возникли в ходе неолиберальной реформы. Иными словами, мы исходим не из какой-либо доктрины типа марксизма, которая имела бы сильную объяснительную (и мистифицирующую) способность и играла бы нормативную роль, а из опыта революционного процесса России.

Направление движения ? отход от дилеммы "советский строй ? горбачевско-ельцинская реформа". Структура модели жизнеустройства включает ядро из солидарного удовлетворения базовых потребностей и "оболочек" со значительным разнообразием стилей жизни и способов ее обеспечения. Это ? гораздо более либеральная и разнообразная система, чем советский строй, но с большей долей патернализма и одновременно принуждения, чем нынешняя. Более открытая вовне "внизу", чем было в СССР, но и более закрытая "вверху", чем сегодня. Но дело не только в количественной мере, а и в философском обосновании, в антропологии системы. Она не должна быть ни сословной, как в позднем СССР, ни криминально-конкурентной, как сегодня.

Проясняя картину этого будущего жизнеустройства, нанося на нее все больше "мазков" краски, мы должны сразу же, параллельно, представлять конфигурацию тех социальных сил, которые будут поддерживать или отвергать этот проект. Эта конфигурация является одним из срезов "картины", и ее выяснение нельзя оставить на "потом" ? мол, предъявим проект, и определятся союзники и противники. Сам проект может вырабатываться только в диалоге и борьбе, с постоянным разделением и соединением людей и идей.

В этом процессе надо следовать важной мысли Ленина: чтобы объединиться, нужно размежеваться . Сегодня еще в большей степени, нежели в начале века, большой социальный проект не может вызреть и осуществиться в рамках тоталитарной доктрины. Действовать будут союзы и коалиции групп и течений, причем союзы более разнородные, чем в начале века ? нет тотализирующего учения и идеологии. Но союзы могут возникать и быть жизнеспособными только в том случае, если входящие в него группы достаточно размежевались, чтобы иметь возможность объединиться. Например, КПРФ не удается стать ядром реального союза, потому что ее платформа крайне расплывчата ? с ней невозможно вступить в союз, она любого затягивает, как болото.

Грамши развивал представление о таких союзах, в которых могут вестись широкие социальные проекты (как борьбы, так и строительства), в концепции " исторических блоков ". Исторических потому, что это союзы сил, несовместимых по ряду принципиальных положений. То есть, эти силы не могут слиться, соединиться, но могут образовать союз для совместной борьбы за определенные, исторически ограниченные цели. Например, для борьбы против фашизма (в виде Народного фронта) или предотвращения какой-либо стихийной или социальной катастрофы. Продолжая эту мысль, можно сказать, например, что у коммунистов и христиан есть очень большие возможности для образования исторического блока, но попытка их соединения в одну партию с единой мировоззренческой основой была бы губительна и для одной, и для другой стороны.

Рамки всех этих понятий не могут быть жесткими. Границы между краткосрочной коалицией и историческим блоком размыты. Концепция Грамши была развитием идеи Ленина о союзе рабочего класса и крестьянства ? в начале века этот союз казался вначале марксистам невозможным, после революции 1905-1907 г. большевики его возможность признали, а после 1917 г. он уже представлялся как вечный и нерушимый. В годы перестройки оказалось, что на многие вещи рабочие и крестьяне смотрят уже совсем по-разному. Значит, речь все же шла не о вечном союзе, а об историческом блоке, который в определенных условиях дал трещину и стал распадаться.

Как мне видится наше недавнее прошлое и нынешний момент в терминах концепции исторических блоков? Полная картина (динамическая карта) движений и групп здесь не может быть представлена ? это слишком сложная и подвижная система, и требуются даже специальные усилия, чтобы создать какие-то новые визуальные средства для ее представления (например, с помощью компьютерной графики). Поэтому составим обедненную модель, выбрав лишь главное для нас на сегодня и главные тенденции. Эта модель видится так.

В годы перестройки возник краткосрочный исторический блок, целью которого было изменение многих сторон советского жизнеустройства. Самые массивные социальные силы в этом блоке не были антисоветскими и не желали изменения основ общественного строя. Напротив, небольшие, но организованные и обладающие ресурсами группы, видимо, уже предполагали максимально продвинуться в процессе изменения главных структур социального порядка (хотя, скорее всего, не могли надеяться, что смогут продвинуться настолько далеко). Культурную гегемонию в этом процессе завоевали именно эти "антисоветские" группы, и их интеллектуальные силы на время объединились именно на антисоветской основе, имея в других вопросах несовместимые установки. Шаг за шагом по мере упрочения своей гегемонии ведущие антисоветские силы меняли идеологические лозунги ? вплоть до их полного обращения. От "Больше социализма!" до "Долой социализм!" и от "Вся власть Советам!" ? до "Долой советскую власть!".

В 1988 г. антисоветский характер процесса стал настолько очевиден, что от него откололась группа "консерваторов", а вместе с ними ? значительная часть трудящихся, которые почувствовали опасность. Однако "консерваторы" не имели ни своего языка, ни идеологической платформы, были связаны инстинктом подчинения и полностью блокированы антисоветской верхушкой партийного аппарата. За культурную гегемонию они не боролись, а к административной власти допущены не были. В результате в общественном сознании они были локализованы и очернены так, что произошла их "инкапсуляция", они стали неспособны к созданию своих исторических блоков и не нашли общего языка даже с теми, кто объективно стремился их поддержать. Реальные политические возможности этой небольшой части номенклатуры показал ГКЧП.

Политической партией, которая стала "представлять и направлять" ту часть общества, что откололась от антисоветской программы еще в конце 80-х годов, является КПРФ. При выработке ее платформы в нее был введен ряд "вирусов", которые также способствовали ее "инкапсуляции". Философская модель нашей истории, принятая КПРФ, внутренне противоречива таким образом, что делает ее неприемлемой для самой образованной, динамичной и дееспособной части общества. Кратко это противоречие можно так: антисоветские установки относительно фундаментальных принципов жизнеустройства в сочетании с патетической идеализацией внешних и во многом мифологизированных устоев советской жизни. В результате КПРФ сумела создать политическую нишу для "окостеневшего" сознания. В нее стекаются люди, отвергающие курс "реформ" и связывающие это отрицание с символом "коммунисты", но при этом избегающие рефлексии и диалога. КПРФ не только не распространяет свою гегемонию на новые части общества (целостного комплекса идей, которые исходили бы из КПРФ, нельзя и представить). Она, по сути, не имеет гегемонии и в среде "своих" ? их сознание строится от противного, из "отрицания Чубайса". Значит, это сознание тоже подчиняется культурному влиянию "Чубайса" и контролируется им, выстраивается в согласии с его матрицей.

Здесь для нас главное то, что политически оформленная под эгидой КПРФ часть общества оказалась из-за этого оформления неспособной к образованию исторических блоков с ее объективно близкими "античубайсовскими" силами. Ибо силы эти, - "честные демократы" - по инерции затянутые из перестройки в антисоветскую реформу, являются, по нашей оценке, просоветскими в фундаментальных вопросах и квази - антисоветскими во вторичных. Таким образом, они на обоих уровнях несовместимы с КПРФ и отторгаются ею с преувеличенной враждебностью. Это положение можно считать одной из важных "ловушек", в которую загнана Россия. Потенциально союзные силы, которые отвергают "Чубайса", разъединены и даже противопоставлены как неприятели.

Если исходить из изложенного выше в самых общих чертах возможного "проекта", то выход из кризиса возможен только через создание исторического блока всех сил, которые являются фундаментально просоветскими   при взаимном договоре о моратории на враждебную полемику по вторичным вопросам. Реально это был бы блок той трети общества, которая сегодня "оформлена" КПРФ, с третью общества, состоящей из "демократов", отпавших от Горбачева и Ельцина. Это, в основном, интеллигенция и молодежь. Назовем условно такой исторический блок блоком "красных и демократов".

Здесь надо прояснить важную вещь. Блок с демократами ("разрушителями СССР")  необходим не от безвыходности, он предлагается не скрепя сердце. Демократы, бывшие мотором (но не управляющей системой) перестройки, исходили из необходимости обновления советского строя и придания ему нового качества, которое бы позволило СССР пережить общий кризис индустриализма. Именно в людях этого типа и сохранился потенциал обновления и творчества. Напротив, в тех "красных и патриотах", что отступили в окопы КПРФ, этот потенциал резко сокращен и задавлен. Он здесь снизился даже по сравнению с началом и серединой 90-х годов, что видно, например, по состоянию главных газет оппозиции. Зато эта часть общества ("красные") обладает исключительной стойкостью, которая буквально спасла страну в 90-е годы. Таким образом, блок "красных и демократов" приобретает характер дееспособной политической силы, обладающей обоими необходимыми качествами  устойчивостью и динамичностью. Только такой блок может выработать проект грамшианской революции, без которой уже невозможно спасение . Предлагавшийся в начале 90-х годов блок "красных и белых" был изначально ошибочной идеей или сознательно устроенной ловушкой. Те, кто условно назвал себя "белыми", являются принципиальными противниками советского проекта. Единственным подходящим для них проектом является тот же неолиберальный проект, только "в сарафане", с русским лицом, вроде пива "Ямское".

Сближение или хотя бы диалог с демократами нужны для коммунистов и как противовес от "государственнических соблазнов". Можно, например, предположить, что без такого союза "красные" скатятся к поддержке режима Путина. А ведь в его программе, видимо, главной частью все же станет "программа Грефа", а укрепление государственности будет лишь инструментом обеспечения надежного коридора для продолжения неолиберального курса. Достаточно напомнить последние шаги Путина: обещание вдвое увеличить поставки газа на Запад (при его острой нехватке в России) и срочные меры по ослаблению больших систем, которые держат Россию типа Единой энергетической системы или единой железнодорожной сети ("реформа МПС").

Сложнее обстоит дело с противниками такого блока. Их можно подразделить на два типа: антисоветских по интересу и антисоветских по идеалам (возможно, где-то в глубине они смыкаются). Из группового интереса против восстановления структур солидарного общества будут бороться небольшие по численности группы "новых собственников" и коррумпированной номенклатуры (в том числе из "номенклатуры оппозиции" как части новой номенклатурно-сословной системы, созданной при Ельцине). Из идейных соображений  те "левые" от троцкистов до социал-демократов, что считали советский строй надругательством над марксизмом, а также те, для которых "вторичные дефекты" строя имели фундаментальное значение, а фундаментальные основания  вторичное (типа активистов общества "Мемориал"). Иными словами, антисоветские силы также включают в себя своих "красных" и своих "демократов". Конечно, есть и влиятельная группа, у которой интересы и идеалы совпадают та, для которой Россия в принципе является враждебной культурой и ценна только как источник ресурсов разного рода. Скорее всего, эти "сознательно антисоветские" силы довольно сильно разъединены и вряд ли могут быстро образовать свой исторический блок, как во время перестройки. Реформа "съела" их аргументы .

При образовании "античубайсовского" блока, видимо, не будет больших проблем с отторжением тех сил, что сохраняют в качестве своего знамени "сгоревшие" символические фигуры типа Ельцина, Горбачева и А.Н.Яковлева. Да и силы эти в основном теневые и для политического движения являются, скорее, элементами "внешней среды".

Самое сложное  разобраться с теми "своими", в которых можно подозревать принципиальное неприятие действенного "просоветского" блока. Это  небольшая часть верхушки КПРФ и антисоветских патриотов типа И.Р.Шафаревича. Они и выполняли главную разъединяющую роль  клеймя одновременно и советский строй, и "демократов". Что касается конкретных личностей, то, скорее всего, в условиях гласного диалога и определения позиций они не решатся войти в антисоветский блок и останутся хотя бы более или менее нейтральными попутчиками блока "красных и демократов".

Сейчас идет вязкая позиционная война. Наша задача  собирание "сил организованного мышления".

7 ноября 2000

Главная страница | Сайт автора | Информация

Hosted by uCoz