* Даpья Каpа-Муpза

* Другим примером может служить сравнение потоков информации и способа применения компьютерных информационных систем, которое показало, что малые фирмы отличаются от крупных не отсутствием квалифицированных кадров и финансовых средств для использования таких систем, как предполагалось ранее, а иным профилем потребностей в информации и иной структурой каналов ее получения и распространения [44]. Вывод о том, что малые и крупные предприятия представляют собой два разных "вида" хозяйственных организмов, следует и из работы [24], в которой дан анализ происходящего в США с конца 80-х годов процесса вытеснения с первых ролей крупных корпораций, производящих компьютерную технику, динамичными малыми предприятиями. В этой работе прогнозируется утрата США (после кратковременного успеха малых фирм) лидирующей роли в производстве компьютеров. Иными словами, существуют некоторые скрытые, быстро не выражающиеся в терминах монетаризма и рыночного успеха долговременные функции, которые выполняются крупными предприятиями и не присущи малым фирмам. Это подтверждает представление о взаимодействии крупных и малых предприятий в экономической системе как симбиоза разных "видов", который по какой-то причине нарушается в указанной отрасли в США (изменение ролей может, например, превратить симбиоз в паразитизм ).

* Начиная с середины 80-х годов появляются работы, в которых прямо ставится вопрос о неадекватности экономической теории предприятия, развитой в приложении именно к крупным иерархически построенным фирмам, для описания поведения малых предприятий. Целый ряд работ был посвящен "эффекту размера" ( size effect ) и даже "аномалии малого предприятия" ( small firm anomaly ) (например, [45-48]. В основном, однако, эти работы сводились к эмпирическому изучению различий в корреляциях экономических показателей деятельности предприятий в зависимости от их принадлежности к классу крупных или малых фирм. Выводом из этих эмпирических данных была однако констатация малой пригодности обычных экономических моделей для малых предприятий .

* Нередко можно услышать и критику в адрес теоретической экономической науки, которая как бы "не замечает" феномена малых предприятий, причисляя их просто к широкому классу производственных единиц в рыночной экономике. Говорится, что со времен Адама Смита экономическая наука основное внимание уделяет "чистым" моделям хозяйственных систем и способов организации производства. То, что не соответствует этим моделям, не вызывает интереса или выделяется в категорию "маргинальных" форм, которые рассматриваются либо как тупиковые, либо как отсталые. Английский историк экономики Т.Шанин видит объяснение в философских основаниях западной экономической науки. Он пишет: "Эмпирические корни этой всеохватывающей эпистемологии современных обществ и экономик лежат в романтизированной истории индустриализации, в представлении о беспредельных потребностях и их бесконечном удовлетворении с помощью все увеличивающихся богатств... С этим связывают воедино также силу науки, человеческое благополучие, всеобщее образование и индивидуальную свободу. Бесконечный многосложный подъем, величаемый Прогрессом, предполагает также быструю унификацию, универсализацию и стандартизацию окружающего мира. Все общества, как считается, движутся от разного рода несообразностей и неразумия к истинному, логичному и единообразному, отодвигая "на обочину" то, что не собирается следовать в общем потоке" [49, c. 110]. Но в последние десятилетия положение изменилось. Стало очевидным, по словам Шанина, что "маргинальные формы" не сокращаются, масштабы экономической деятельности, осуществляемой вне доминирующих систем и соответствующей политэкономической логики, все возрастают". В первую очередь это можно отнести к малым и средним предприятиям (МСП).

* Общим для "маргинальных" экономических форм Т.Шанин считает следующее: "Выделяется прежде всего неформальный и персонализированный (а не бюрократический, юридический и стереотипный) характер организации в производстве, услугах, обмене, финансировании и учете. Отметим также особые и обычно вне-легальные (что вовсе не означает - нелегальные!) методы гарантирования и соблюдения соглашений, работ и платежей. То же верно и в отношениях найма. В общем виде все это можно сформулировать так: эксполярные типы экономической деятельности "укоренены" или "растворены" в широком контексте человеческого взаимодействия, т.е. редко когда ориентированы просто на прибыль или на достижение каких-то определенных целей (и в этом смысле не очень "рациональны"). Они поэтому более "социальны", т.е. определены нормами первичных сообществ и индивидуализированных выборов со стороны семей или индивидуальных участников" [49, c. 114].

* То, что Т.Шанин назвал "широкий контекст человеческого взаимодействия", во многом определяет выбор альтернатив при принятии чисто экономических решений на уровне фирмы. Некоторые авторы посвятили свои работы выявлению главных особенностей предпринимательской этики в малых фирмах, гораздо менее изученной, нежели в крупных предприятиях (например, диссертация 1993 г. "Этика в малом бизнесе: установки и восприятие у собственников и управляющих малых фирм" [14]). Анализ влияния на установки поведения самых разных факторов ( возраст, образование, опыт, религиозность, отрасль промышленности, возраст фирмы и др.) показал, что все они оказывают гораздо меньшее влияние, нежели тип предприятия, его принадлежность к категории малого . При всем разнообразии этических коллизий в зависимости от указанных факторов, главные установки оказываются сходными - и отличными от того, что наблюдается в крупных предприятиях. Это указывает на то, что существует не непрерывный спектр распределения предприятий по величине, а два (или больше) принципиально разных вида хозяйственных организмов. Иными словами, малые предприятия представляют собой самостоятельное культурное явление, особый производственный уклад.

* Малые предприятия по-иному, чем крупные, воздействуют и на внешнюю среду в сфере человеческих отношений. Например, отмечено, что инвесторы, вступая в отношения с владельцами малых фирм, ведут себя с ними иначе, чем с менеджерами крупных компаний. Некоторые авторы при изучении этих взаимодействий даже вводят понятие ( investor sentiment explanation ), означающее влияние "сентиментальных" факторов на поведение инвестора [50]. Сильно отличаются малые предприятия от крупных и по структуре процесса принятия решений во многих вопросах управления, например, при продвижении новых продуктов на рынок [51].

* Уже эти перечисленные выше особенности малых предприятий как производственного уклада объясняют, почему их исследование в значительной мере сдвинулось из экономики в социологию предприятия: по сравнению с чисто экономическими отношению здесь относительно возрастает роль "человеческого взаимодействия" в регулировании производственной деятельности. В одной диссертации 1996 г. дан анализ общих экономических работ, посвященных малым предприятиям, и делается вывод, что этим работам в целом присущ описательный характер, а в методологическом плане эти работы содержат широкий набор предположений, которые можно отнести к области онтологии и праксеологии. То есть, главный упор делается на описание "логики бытия" малых предприятий и поиск практических рекомендаций по улучшению этого "бытия". Автор не нашел какой-либо "привилегированной" парадигмы в совокупности этих работ и считает, что отсутствие теории политэкономического типа сильно ограничивает возможности исследования такого важного для современной экономики явления, как малое предприятие [53].

* Можно также предположить, что задержка включения малых предприятий в число объектов теоретической экономики связана с тем, что бурное развитие этого уклада с конца 60-х годов совпало с важными изменениями в общей направленности западной экономической науки (сменой парадигмы) с ее поворотом к макроэкономике и отходом от кейнсианства к неолиберализму.

* Повышение интереса к изучению агрегированных величин как макроэкономических показателей для выработки экономической политики делало особенности уклада разных типов предприятий несущественным фактором, который выводился за рамки математических моделей. В то же время эти модели переместились в центр внимания экономистов, так что политэкономия все более и более приобретала характер "позитивной" науки, заменяющей описание социальной реальности ее более или менее абстрактными моделями, тяготеющими к механистическому детерминизму. Для обеспечения этих моделей статистическими данными большое развитие получила эконометрия, вплоть до энергетического кризиса 70-х годов, для описания которого линейные эконометрические модели оказались несостоятельными.

* Другим фактором, который объясняет отсутствие большого интереса экономической теории к малым предприятиям, было усиление неолиберальных концепций с присущими им методологическими подходами и антропологической моделью. Прежде всего, речь идет о методологическом индивидуализме, согласно которому атомарным субъектом экономической деятельности является следующий рациональному расчету и нацеленный на максимизацию прибыли индивид - homo economicus . Реальность малого предприятия не вписывалась в эту модель, что следует уже из приведенных выше формулировок Т.Шанина. В некоторых работах образно говорится даже, что на малом предприятии homo economicus отступает на второй план перед homo faber .

* Многие исследования в Испании показывают, что очень большую роль в мотивации, побуждающей начать собственное дело, играет не ориентация на прибыль, а негативные факторы. В 40% изученных случаев создание предприятия было попыткой изменить предыдущую негативную ситуацию. Так, важнейшим побудительным мотивом для создания малого предприятия является безработица или угроза безработицы. В этом случае целью создания предприятия является предотвращение маргинализации (т.е. вытеснения из общества), а также стремление преодолеть ощущение того, что ты являешься эксплуатируемым, имеющим низкий социальный статус без шансов на продвижение. 48% предпринимателей имели позитивную, но не выражаемую в монетаристских терминах мотивацию: хотели использовать какую-то конкретную идею или достичь независимости [54].

* С учетом особенностей мотивации человеческого поведения работников малых предприятий по сравнению с рабочими крупных можно понять и причины, по которым малые предприятия "выпадают" из сферы действия доминирующих в течении неолиберализма экономических теорий. Лауреат Нобелевской премии по экономике Дж.Бьюкенен подчеркивал: "Теория будет полезной, если экономические отношения распространены в достаточной степени, чтобы возможно было прогнозировать и толковать человеческое поведение. Более того, экономическая теория может быть применима к реальному миру только в том случае, если экономическая мотивация преобладает в поведении всех участников рыночной деятельности" [55].

* Инструментальный подход неолиберализма в этом отношении означал отказ от "реалистичного" подхода Кейнса, который, следуя линии М.Вебера, включал фактор культуры, несводимый к прибыли и рациональному расчету, в модель поведения экономических субъектов. Он, в частности, писал: "Одна из характерных черт человеческого ума состоит в том, что большая часть нашей деятельности зависит больше от стихийного оптимизма, нежели от математического расчета. Предприятие исходит из точного расчета возможной прибыли вряд ли намного больше, чем экспедиция на Южный полюс... Таким образом, если угасает пыл и сникает стихийный оптимизм, оставляя место исключительно математическому расчету, то "предприятие" увядает и погибает" [56].

* Наконец, неолиберальная модель возрождала центральный принцип классической либеральной политэкономии, воспринятый ею от ньютоновского механицизма - принцип равновесия (а также связанные с ним принципы обратимости и линейности процессов). Этим принципам соответствуют именно макроэкономический подход и методологический индивидуализм. Напротив, малое предприятие с его сильными неформальными связями ("не вполне рациональными" по выражению Т.Шанина) представляет собой типичный пример самоорганизации - неравновесного процесса с нелинейными отношениями и частым возникновением необратимостей. Такие явления описываются совокупностью теорий неравновесных процессов, которые принадлежат к иной парадигме, нежели неолиберализм. Важная диссертация, представленная в 1987 г. в Калифорнийском университете (Беркли) и посвященная малым предприятиям, даже называется "Динамизм японских предпринимателей: турбулентность, продуктивность и инновации" [24]. Исходя из предложенной в конце 30-х годов Дж.Шумпетером модели "перманентного неравновесия" (конкуренция как генератор "порывов творческого разрушения"), автор вводит для объяснения роли малых предприятий в экономике Японии понятие турбулентности . Под ней понимается воздействие на всю производственную систему неравновесных переходов, создаваемых малыми предприятиями с присущей им высокой частотой "рождений" и "смерти". Описанная в этих понятиях картина взаимодействия малых и крупных предприятий в японской экономике не вписывается в равновесные механистические модели.

* В последние годы появляются работы, в которых прямо ставится вопрос о политэкономической природе малых предприятий, хотя такие работы находятся в стороне от главной линии экономической теории. Примером может служить исследование 1997 г. с заглавием "Политическая экономия малых производств в Египте" [57]. Автор ее предлагает концептуальную модель малого предприятия как "современного ремесленника", соединяющего в одном укладе традиционный ручной труд с современным капиталистическим производством. Здесь мы видим робкое включение в концептуальную политэкономическую модель категорий, присущих неиндустриальным цивилизациям (таких как ремесленник , традиционный ).

* Десятилетие 60-х годов стало новым этапом. Прежде всего, 60-е годы были периодом глубокого кризиса западного буржуазного общества, который поставил под сомнение весь образ жизни, включая главный элемент производственной системы - иерархически построенную промышленную корпорацию. Этот кризис выразился в массовых молодежных движениях нон-конформистов (например, хиппи в США), течении "новых левых", разнообразных инициативах, объединяемых под названием "альтернативной экономики" и др. Этот кризис завершился студенческой революцией 1968 г., которая была выражением глубокого сдвига в культуре и отражала назревание общего кризиса индустриализма как социально-философской концепции жизнеустройства западного общества.

* Социологические исследования молодежи ФРГ в 70-е годы показали, например, что главные интересы молодежи определяются следующими шестью темами: 1) охрана окружающей среды; 2) гарантированность рабочего места; 3) безработица среди молодежи; 4) обращение предпринимателей с наемными работниками; 5 ) улучшение системы профессионального обучения; 6) участие в управлении [62]. Все эти "темы" имеют прямое отношение к дилемме крупное предприятие - малое предприятие .

* Для нашей темы важно, что "большая фабрика", как идеал построенной по подобию машины производственной системы, в 60-70-е годы в значительной степени утратила свою безусловную легитимность. Общественный интерес был направлен на иные, альтернативные формы организации - гибкие, малые, "мягкие", как бы "неиндустриальные". Именно такой формой и были малые предприятия. В мнении значительной части общества они перестали быть пережитком архаических, неэффективных докапиталистических организаций типа ремесленных мастерских. Напротив, в них стали видеть тип производства, в котором преодолевается отчуждение работников, нейтрализуется дегуманизирующее воздействие иерархических авторитарных производственных отношений, производящих "одномерного человека". Такое изменение культурных установок, особенно среди молодежи, было важным условием, которое благоприятствовало развитию малых предприятий.

* Среди предпринимателей, с которыми диссертант мог беседовать в Испании в 1990-1995 гг., был целый ряд владельцев и организаторов с левыми взглядами (и даже непосредственные участники событий 1968 г.). Они говорили, что без такого изменения в общественном мнении для них было бы невозможно выбрать карьеру предпринимателя - они были бы отторгнуты их культурной средой. Именно взгляд на малое предприятие как нечто альтернативное капиталистической фирме послужил для большого числа молодых людей с университетским образованием (во всяком случае, в Испании) стимулом заняться организацией малых предприятий, прежде всего, наукоемких.

* 60-е годы были важным моментом в изменении научной картины мира, а значит, и в социальной философии и общих представлениях о хозяйственной деятельности. Это было время, когда механицизм, который господствовал в культуре с начала Научной революции, стал сдавать позиции новым взглядам на мир. В них важное место занимали процессы самоорганизации, переходы типа "порядок-хаос", неравновесные состояния, критические явления и необратимость. Малые предприятия, которые, как говорилось выше, выпадали из сферы влияния механистически ориентированных экономических теорий, теперь, напротив, привлекали интерес именно как продукт самоорганизации, как выражение "турбулентности" и переходных процессов в экономической сфере.

* Важным культурным сдвигом, оказавшим прямое воздействие на поведение значительной части экономических субъектов, стало зарождение и быстрое развитие экологического сознания и соответствующих политических движений ("зеленые"). В рамках этого сознания возникли понятия промежуточных технологий (или "подходящих" технологий), суть которых заключалась в критическом отношении к технологиям, основанным на использовании интенсивных потоков материи и энергии. Но это именно те технологии, на которых основано крупное промышленное производство. Напротив, в отношении малых предприятий делался акцент (не всегда обоснованно) на том, что они используют более "мягкие", простые и природосберегающие технологии.

* О том, насколько популярны были в те годы идеи промежуточных технологий, говорит большой успех книги Э.Ф.Шумахера "Малое прекрасно" ( Small is beautiful ), изданной в Нью-Йорке в 1973 г. В книге утверждается, что разрешение противоречия между экономической эффективностью, социальной справедливостью и экологической устойчивостью лежит на пути разукрупнения и децентрализации промышленности. Э.Ф.Шумахер многое почерпнул из незападных, "неиндустриальных" представлений о хозяйстве (включая идеи Л.Н.Толстого и М.Ганди) и в тот момент оказал большое влияние на философию экономики США и Западной Европы. В качестве организационного воплощения своих концепций Э.Ф.Шумахер предлагал именно быстрое развитие плотной сети малых предприятий, оснащенных "подходящей" техникой. Важным тезисом Э.Ф.Шумахера было утверждение, что этот принцип означает не регресс в технологии, а освоение в ней новейших научных достижений. Кроме того, создание системы малых предприятий прямо связывалось и с решением проблемы занятости, и с укреплением демократических институтов общества.

* Экологическое сознание в 60-70-е годы опиралось на быстрое развитие представлений о биосфере. Одним из важных выводов экологической науки было существование пороговых нагрузок хозяйственной деятельности общества на природную среду. Для многих типов экосистем было показано, что они обладают большой способностью к самоочищению и восстановлению, если интенсивность техногенных воздействий не превышает некоторую критическую величину. Иными словами, важно не столько количество выбрасываемых в биосферу загрязнений, а локальные перегрузки , которые порождают цепную реакцию разрушения природной среды. Следствием из этого вывода была ориентация на разукрупнение промышленных предприятий, рассредоточение техногенных нагрузок на биосферу - так, чтобы ни в одном месте не возникало критических концентраций. Приемлемой в этом отношении организационной формой виделись малые предприятия.

* Философским выражением всех этих изменений стала концепция "третьей волны" цивилизации - постиндустриализма . В основе этой концепции лежит идея общего кризиса индустриализма, который должен быть разрешен на базе новых технологий через преодоление отчуждающего человека от природы и от других людей производственного уклада крупных промышленных предприятий, а также стиля жизни, навязываемого системой рыночного обмена. Наиболее известными трудами философов этого направления были книга Э.Тоффлера "Третья волна" [63] Дж.Нэсбита "Мегатенденции" [64].

* В указанной книге Дж.Нэсбит, один из виднейших специалистов США по социально-экономическому прогнозированию, консультант Белого дома и ряда крупных корпораций, попытался определить главные тенденции конца ХХ века. Книга основана на анализе более чем 2 млн. статей американской прессы за 7 0-е годы. В прямой связи с проблемой малых предприятий автор выделяет следующие тенденции. Прежде всего, повсеместно проявилась все более острая потребность работников в "компенсационном личностном общении", которое нейтрализовало бы стресс, вызываемый давлением новой сложной техники.

* В сфере производства Дж.Нэсбит подчеркивает именно тенденцию к расширению самостоятельного малого предпринимательства. Он приводит такие данные: если в 50-е годы в США ежегодно возникало около 93 тыс. новых предприятий, то в 1980 г. - 600 тыс. По его оценкам, уже 2/3 рабочих мест приходилось в США на предприятия с 20 и менее занятыми. Эту тенденцию автор представляет не просто как организационное и технологическое изменение в сфере производства, он видит в ней явление цивилизационного сдвига, имеющее под собой философское основание, новый взгляд на мир, общество и человека (принцип "помогай себе, помогая другим"). Согласно данным Института Гэллапа за 1979 г., более 30 млн. американских семей выращивали некоторое количество сельскохозяйственных культур и животных для своего питания. При этом издержки на семью составляли в среднем 19 долл., а экономия 325 долл. При этом происходило объединение людей в разного рода коллективы взаимопомощи с тем самым "компенсационным личностным общением", о котором говорилось выше. Дж.Нэсбит пишет об обществе "Бостонские городские огородники", которое объединило людей в 120 садовых товариществ, освоивших пустыри города и засадивших их садами и огородами.

* Эти взгляды на участие человека в производстве как часть жизнеустройства развивает и Э.Тоффлер в книге 1983 г. "Прогнозы и предпосылки" [65]. Он также считает децентрализацию и рассредоточение ("демассификацию") производства важной долговременной тенденцией, связывая это не только с технологическими изменениями, но и с превращением новых информационных технологий в важный фактор производства. В частности, он предсказывает резкое увеличение числа рабочих мест на дому (15 млн. в середине 90-х годов), причем речь теперь идет не о старом типе работника-надомника как технологически отсталого типа, а, наоборот, о технически наиболее развитой части рабочей силы, использующей компьютеры и средства телекоммуникаций, с новыми подходами к организации и самоуправления коллективов. В этой тенденции Э.Тоффлер видит преодоление индустриализма: промышленная революция вырвала людей из дому и тесных коллективов близких людей и поместила их на большие фабрики. Теперь начинается обратный процесс. "Третья волна" несет с собой новые формы труда. Сравнивая структуру всей системы предприятий в США и Японии, автор делает важное замечание: мелкотоварное производство огромного числа малых предприятий Японии, возможно, менее производительно в экономическом отношении, но зато производительно в социальном отношении, так как помогает сохранить семью, многие другие традиционные социальные институты, обеспечивающие стабильность общества .

* В эти же годы публикуется много работ, в которых подтверждается наличие аналогичных тенденций "третьей волны" и в Европе. Так, во Франции в ходе подготовки IX пятилетнего плана (1984-1988 гг.) рабочая группа по долгосрочному прогнозированию провела большое исследование на тему "Изменения в образе жизни". Отчет о нем под названием "Как мы будем жить завтра?" был опубликован в 1983 г. [66]. В докладе прежде всего подведен итог главным изменениям в образе жизни населения Франции за период с 1944 по 1974 г. В них можно выделить такой узел проблем: массовая безработица, повышение уровня общего образования молодежи, резкое неприятие традиционных форм организации крупных производств ("засилье тейлоризма и бюрократии"). Одним из выходов стало расширение, с конца 60-х годов, т.н. "скрытой экономики" - возникновение особого производственно-распределительного уклада. В рамках этого уклада развивается самообеспечение населения целым рядом продуктов и услуг - минуя крупное производство и рынок. С 1968 г. по момент завершения исследования число лиц, занятых в такой "скрытой" экономике во Франции, возросло с 4 млн. до 11,7 млн. (причем 3/4 из них кроме того работают и по найму). В докладе делается вывод, что прогрессирующее развитие "скрытой" экономики является необратимым, поскольку оно вызвано фундаментальными причинами.

* Тенденция к сокращению рабочего времени как способ остановить рост безработицы привела во Франции (как и в ряде других стран) к увеличению свободного времени работников, что, как оказалось, привело к еще большему развитию "скрытой" экономики. В докладе отмечается, что экономическая теория сталкивается с затруднениями в трактовке самого явления "скрытой" экономики, поскольку и с точки зрения технологии, и с точки зрения критериев экономической эффективности эта экономика должна считаться регрессом. Иными словами, критерии экономической модели входят в противоречие с внеэкономическими критериями и оказываются менее действенными, так что экономическая модель поведения в новых условиях перестает верно объяснять социальные процессы.

* Авторы доклада считают, что вывод "скрытой" экономики "на свет" и включение ее в систему общественного производства как раз и происходит в форме малого (или индивидуального) предприятия. Технологически значительная часть операций может быть перенесена с крупных фабрик и заводов в небольшие мастерские и даже домашние условия - так, чтобы производство стало частью быта. Одной из рекомендаций доклада для выработки IX пятилетнего плана и стало предложение оказать государственную поддержку организации малых предприятий и коллективных мастерских по месту жительства (в виде кредитов или лизинга оборудования), а также стимулировать производство крупными предприятиями полуфабрикатов, которые были бы приспособлены для доработки в конечный товар на таких малых предприятиях. Иными словами, рекомендация сводится к государственной программе поддержки симбиоза крупной промышленности с малыми предприятиями.

* Наблюдения за имеющимися во Франции подобными предприятиями показали их важность в социальном плане: в их работу охотно вовлекается безработная молодежь и подростки, а также используется большой трудовой потенциал и опыт пенсионеров, их работа в тесном контакте с молодежью и подростками оказывает положительный педагогический эффект.

* Общий вывод доклада состоит в том, что в новых условиях жизни усилилась тенденция к повышению разнообразия производственной системы и возникновению многих новых форм, отвечающих усложнению образа жизни и в совокупности придающих производственной системе необходимую гибкость.

* В те же годы внимание исследователей во Франции привлекли рабочие кооперативные предприятия. Многие из них возникли на волне протестов рабочих против закрытия владельцами нерентабельных частных предприятий. Так, с 1973 по 1980 г. во Франции 100 предприятий, занятых во время подобных забастовок рабочими, которые возобновили производство, были преобразованы в кооперативные предприятия (всего их во Франции в то время насчитывалось 660). Интерес был вызван не их экономической значимостью в производственной системе (0,5% объема промышленной продукции страны), а самой возможностью их включения в эту систему.

* В работе [67] описана практика большого кооператива - Ассоциации рабочих прецизионного оборудования. Это крупное предприятие, производящее значительную часть телефонного оборудования страны (одно из пяти предприятий, контролирующих рынок). Кооператив насчитывал 4665 членов и возглавлялся административным советом, избираемым собранием пайщиков на три года. Этот совет руководил социальной политикой предприятия, в то время как производственные и технологические вопросы оставались в ведении генеральной дирекции, состоящей из нанятых кооперативом профессиональных специалистов. Исследование показало, что постепенно на этом предприятии установилась та же самая организация труда и тот же тип "социального бытия", что и на нормальном крупном капиталистическом предприятии. Более того, восстановилась полярность социальных ролей владельца (кооператора) и работника - при том, что эти роли воплощались в одних и тех же людях. В результате на предприятии восстановилась и профсоюзная организация, занятая защитой интересов рабочих. Иными словами, характер собственности сам по себе не предопределил тип социальных отношений на предприятии. Иерархическая структура управления и жесткая специализация, соответствующие технологической системе крупного предприятия, оказались более важным фактором, нежели кооперативная собственность. Как отмечает автор, этому кооперативному предприятию "не хватало признаков постиндустриальности".

* Аналогичные процессы происходили и в других странах Западной Европы - нерентабельные предприятия с помощью государства преобразовывались в кооперативные. В работе [68] описан опыт одного завода в Бремене (ФРГ). Владельцы решили его закрыть как убыточный, но рабочие заняли предприятие. Сенат г. Бремена выкупил предприятие и передал его рабочим в самоуправление. Чтобы стать членом кооператива, каждый рабочий должен был внести пай в 500 марок. На его счет были также перечислены пособия по безработице, которые полагались рабочим при закрытии предприятия. Кредиты заводу предоставили профсоюзы. На практике, однако, производственная деятельность предприятия управлялась профессионалами (в этом случае членами кооператива). Аналогична судьба нескольких изученных предприятий по производству компьютеров в Западном Берлине. Они были вполне успешными в экономическом отношении, находились в собственности рабочих и действовали в рамках самоуправления, однако во внешней среде, как сказано, они выглядели как "вполне обычные предприятия, подчиняющиеся строгому рыночному механизму" [69]. В целом в 80-е годы в ФРГ было проведено большое число исследований всех форм "альтернативной экономики" и накопилась большая литература.

* Немецкие экономисты и социологи, изучавшие "альтернативную экономику", проявили также большой интерес к движению коммунитаризма в США - организации общин религиозного или духовного типа, которые финансировали свою деятельность путем создания малых предприятий. Главным их свойством, с точки зрения нашей темы, является способность сочетать общинный социальный уклад внутри предприятия с успешной деятельностью во внешней экономической среде в качестве обычного капиталистического предприятия. В работе "Мечты, оправданные действительностью: утопические коммуны в США" [70] описаны некоторые такие коммуны. Одна из них действует с конца 60-х годов в долине Теннесси и насчитывает 1500 членов. Помимо работающих для собственных нужд мельницы, пекарни, школы, мастерских и т.д., коммуна имеет большое издательство и типографию, работающие на внешний рынок, а также успешное предприятие звукозаписи. Много подрядов имеют и строительные бригады коммуны.

* Другая подобная коммуна (300 членов) основана в штате Индиана в 1966 г. Хотя располагалась коммуна на участке, купленном в сельской местности, так что члены ее занимались садоводством, главный доход для ее содержания давало деревообрабатывающее предприятие, на котором работали мужчины. Организатор коммуны сказал: "Рождение этого мирного поселка произошло внутри безжалостного, жестокого капитализма. Вовне мы вынуждены ориентироваться на экономическую конкуренцию, подчиняться требованиям спроса и предложения. Внутри мы являемся неконкурирующими между собой членами коммуны". Подводя итог, автор работы пишет: "Мы имеем здесь перед собой удивительную группу, успешно функционирующую в рамках господствующей экономической системы как обычное капиталистическое предприятие и в то же время образующую общину, отличающуюся от окружающего общества".

* Во Франции движение коммунитаристов было представлено как откровенно регрессивным опытом неорурализма (попытка вернуться к производственным и бытовым структурам средневековой аграрной цивилизации, вплоть до отказа от применения современных сельскохозяйственных машин, так и неоремесленничеством - возникновением большого числа малых предприятий, основанных на ручном труде. В начале 80-х годов из общего числа 8 млн. мелких предприятий во Франции с числом занятых от 1 до 10 к категории ремесленных относилось более 820 тыс. (к таковым статистика относит лишь те производственные предприятия, в которых и сам владелец занят производством, а не только предпринимательством). В работе [71] даются важные для нашей темы характеристики этих предприятий.

* Прежде всего, это - в основном новые предприятия (до половины из них имеют возраст менее 6 лет), и лишь 15% из них являются унаследованными. Причем именно эти, более старые предприятия, оказываются наиболее устаревшими и малорентабельными. 59% предприятий основаны их владельцами, около 25% куплены. Средний возраст ремесленников 29 лет. Владельцы этих предприятий в подавляющем большинстве - высококвалифицированные рабочие. Главная мотивация их перехода к предпринимательству носит не экономический, а социокультурный характер ("порвать с бессмысленностью индустриального труда"). Они работают по 10-14 часов в сутки, но их личный доход примерно такой же, как у рабочего схожей квалификации на крупном предприятии. Более половины работников - члены семей владельцев предприятий.

* Таким образом, как хозяйственный уклад новое ремесленничество не является продолжением традиционных малых мелкотоварных предприятий (семейного дела"), это порождение культуры "третьей волны". Среди источников первичных капиталовложений при образовании этих предприятий наследованные средства составляют очень малую долю. Показательно, что в целом их рентабельность выше, чем у крупных предприятий в той же сфере, они обнаруживают также высокий инновационный потенциал. Многие такие предприятия успешно конкурируют с крупными заводами потому, что выносят свой продукт на рынок на условиях возмещения себестоимости, а не капиталистической цены производства. То есть, они отказываются от капиталистической ренты, ограничиваясь чистыми издержками производства (сырье плюс зарплата). Некоторые левые философы (И.Иллич и А.Горц ) видят в широком распространении таких предприятий подтверждение возможности "некапиталистического способа производства рядом и внутри капиталистического".

* Целый ряд экономистов, изучавших разные формы альтернативной экономики, подчеркивали, что ее значение заключалось не столько в производственной эффективности этих форм, сколько в выражении новых тенденций, в поиске новых принципов, которые затем приспосабливаются к общей хозяйственной реальности. Многие авторы предостерегали и от романтизации новых маргинальных форм, которые не могут в существенной мере заменить "нормальные" производственные структуры. По словам одного критика коммунитаризма, само возникновение коммун "возможно лишь благодаря существованию "настоящей" экономики, достаточно богатой, чтобы позволять себе такую непроизводительную деятельность и поддерживать государственную инфраструктуру (от энергоснабжения до медицинского обслуживания), без которой анклавы контркультуры оказались бы в глубокой нищете" [72]. Эта критика, однако, носит во многом идеологический характер, поскольку ни философы "третьей волны", ни экономисты, изучавшие практику малых предприятий, включая коммуны, никогда не считали возможным замену крупных предприятий малыми. Речь всегда шла о расширении разнообразия производственной системы и создании благоприятных условий для симбиоза малых предприятий различного типа с крупными.

* 

* Одними только категоpиями капиталистического экономического стpоя нам в нашем экономическом мышлении не обойтись хотя бы уже по той пpичине, что обшиpная область хозяйственной жизни, а именно агpаpная сфеpа пpоизводства, в ее большей части стpоится не на капиталистических, а на совеpшенно иных, безнаемных основах семейного хозяйства, для котоpого хаpактеpны совеpшенно иные мотивы хозяйственной деятельности, а также специфическое понятие pентабельности. Известно, что для большей части кpестьянских хозяйств России, Китая, Индии и большинства неевpопейских и даже многих евpопейских госудаpств чужды категоpии наемного тpуда и заpаботной платы.

* Уже поверхностный теоретический анализ хозяйственной структуры убеждает нас в том, что свойственные крестьянскому хозяйству экономические феномены не всегда вмещаются в рамки классической политэкономической или смыкающейся с ней теории" [73, с. 114-115] .

* Во введении к своей главной работе "Теория крестьянского хозяйства" (1923) он объяснял, что все учение о трудовом хозяйстве, которое он представлял, складывалось из двух больших направлений - из накопления огромного эмпирического материала и индуктивных выводов, и из "установления, также эмпирически, целого ряда фактов и зависимостей, которые не укладывались в рамки обычного представления об основах организации частнохозяйственного предприятия и требовали какого-либо специального толкования. Эти специальные объяснения и толкования, даваемые в начале в каждом конкретном случае отдельно, внесли в обычную теорию частнохозяйственного предприятия такое количество осложняющих элементов, что в конце концов оказалось более удобно обобщить их и построить особую теорию трудового семейного предприятия, несколько отличающегося по природе своей мотивации от предприятия, организованного на наемном труде" [74, с. 199].

* Такая постановка вопроса всегда сопряжена с болезненным кризисом и конфликтами в науке, на разрыв с общепринятыми взглядами идут лишь тогда, когда накапливается слишком много фактов и случаев, которые не втискиваются в господствующую модель. А.В.Чаянов не скрывает, что им был сделан сознательный выбор. Он пишет: "Как видно из нашего попутного анализа, все эти случаи могут быть истолкованы при помощи категорий капиталистического хозяйства, построенного на наемном труде. Для этого, однако, приходится создавать весьма сомнительную концепцию, объединяющую в лице крестьянина и предпринимателя-капиталиста, и эксплуатируемого им рабочего, впадающего в хроническую безработицу и заставляющего своего хозяина во имя своих рабочих интересов переламывать свое хозяйство и поступать предпринимательски невыгодно. Возможно, что эта фикция в интересах монизма экономического мышления и должна быть сохранена, как указывал, например, проф. А.Вебер во время нашего с ним личного разговора по поводу немецкого издания этой книги. Однако нам лично она кажется слишком натянутой и искусственной и к тому же практически скорее запутывающей наблюдающиеся факты, чем поясняющей их" [74, с. 202].

* Почти в то же вpемя, когда в результате кризиса физики менялась научная каpтина миpа, и преодолевалась механистическая модель Ньютона, лежавшая в основе классической политэкономии, А.В.Чаянов отвеpгал универсализм этой политэкономии как теоpии хозяйства. Реальность кpестьянского миpа не втискивалась в категоpии политэкономии - ни в ее либеpальной, ни в ее маpксовой веpсии. "Обобщения, котоpые делают совpеменные автоpы совpеменных политэкономических теоpий, поpождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических фоpмиpований как пpошлой, так и совpеменной экономической жизни, - писал А.В.Чаянов.

* "Теоpетически учение о наpодном хозяйстве от Д.Рикаpдо и до наших дней стpоилось дедуктивно, исходя из мотивации и методов хозяйственного pасчета homo economicus'a, pаботающего в качестве капиталиста-пpедпpинимателя, стpоящего свое пpедпpиятие на наемном тpуде. В действительности оказывается, что этот классический homo economicus часто сидит не на месте предпринимателя, а в качестве организатора семейного производства" [74, с . 396-397].

* А.В.Чаянов понимал значение той новой, немеханистической политэкономии, котоpую он pазpабатывал, как общей науки о хозяйстве неевpопейских цивилизаций, постpоенной на новых методологических основаниях. Хаpактеpна аналогия, выбpанная А.В.Чаяновым для такой политэкономической модели, в которой субъектом хозяйства является не предприниматель, а организатор трудового хозяйства: "Для нас такая система имела бы немалое аналитическое значение и пpедставляла бы в отношении к тепеpешней теоpетической экономии то же, что геометpия Лобачевского к геометpии Евклида. У Лобачевского выпадала аксиома паpаллельных линий, у нас - категоpия заpаботной платы" [74, с. 397].

* Эта аналогия замечательна тем, что ее, независимо от А.В.Чаянова, повторяет Дж.М.Кейнс, когда говорит о неадекватности классической и неоклассических экономических теорий реальному хозяйству 20-30-х годов ХХ века. Он пишет в "Общей теории", хотя и касаясь других категорий, нежели А.В.Чаянов: "Теоретики классической школы похожи на последователей эвклидовой геометрии в неэвклидовом мире, когда они, обнаружив, что параллельные линии в действительности встречаются очень редко, критикуют их за то, что они не сохраняют свою прямизну - как единственное средство выйти из печальных затруднительных положений, в которые они попадают. Однако, по правде, следовало бы выбросить за борт аксиому о параллельных линиях и разработать неэвклидову геометрию. Сегодня экономика требует чего-то похожего...".

* Но изъять из политэкономии одну аксиому и одну категоpию - значит обpушить всю систему: "Экономическая теоpия совpеменного капиталистического общества пpедставляет собой сложную систему неpазpывно связанных между собой категоpий (цена, капитал, заpаботная плата, пpоцент на капитал, земельная pента), котоpые взаимно детеpминиpуются и находятся в функциональной зависимости дpуг от дpуга. И если какое либо звено из этой системы выпадает, то pушится все здание, ибо в отсутствие хотя бы одной из таких экономических категоpий все пpочие теpяют пpисущий им смысл и содеpжание и не поддаются более даже количественному опpеделению" [73, с. 117].

* Выше мы пpивели слова о том, как pушится вся теоpия капитализма из-за того, что к кpестьянскому хозяйству непpиложимо обычное понятие pентабельности. Это замечание носит общий характер: "Такая же катастpофа ожидает обычную теоpетическую систему, если из нее выпадает какая-либо иная категоpия, к пpимеpу, категоpия заpаботной платы. И даже если из всех возможных наpоднохозяйственных систем, котоpым эта категоpия чужда, мы сделаем объектом анализа ту, в котоpой во всей полноте пpедставлены меновые отношения и кpедит, а, следовательно, категоpии цены и капитала, напpимеp, систему кpестьянских и pемесленных семейных хозяйств, связанных меновыми и денежными отношениями, то даже и в этом случае мы легко сможем убедиться в том, что стpуктуpа такого хозяйства лежит вне pамок пpивычной системы политэкономических понятий, хаpактеpных для капиталистического общества" [73, с. 118] .

* Экономисты, изучающие современные малые предприятия в странах Запада, также склоняются к тому, что доход, получаемый обширной группой малых предпринимателей (самостоятельных работников, данные о которых приведены в гл. 1), не выражается категорией заработной платы. В работе МОТ сказано, что они получают не зарплату, а "скорее денежные выплаты как отдачу от вложенного капитала, инициативы, предпринимательских способностей, рискованных операций, равно как и своего труда" [4]. А.В.Чаянов за 70 лет до этого рассмотрел этот тип хозяйства досконально и описал его в строгих фундаментальных понятиях.

* Как было сказано выше, исследования малых предприятий во Франции 80-х годов обнаружили удивительный факт: эти предприятия на рынке могли конкурировать с крупными капиталистическими предприятиями потому, что они были способны отказаться от капиталистической ренты. Но это явление было уже ранее достаточно подробно изучено А.В.Чаяновым и целым рядом других русских экономистов в приложении к трудовому крестьянскому хозяйству. А.В.Чаянов пишет: "Несмотpя на кажущуюся паpадоксальность, мы смеем даже утвеpждать, что кpестьянское хозяйство будет готово платить за землю тем больше, чем ее у него меньше и чем оно беднее... Исследования пpоф. В.А. Косинским динамики земельных и аpендных цен в России, а также соответствующие работы Э.Лаура по крестьянскому хозяйству в Швейцарии свидетельствуют о том, что цены, котоpые малоземельные кpестьянские хозяйства платят за землю, значительно пpевышают капиталистическую абсолютную pенту и могут служить эмпирическим подтверждением наших постулатов" [73, с. 124 ].

* И это - не аномалия, а общий в России случай. А.В.Чаянов пишет: "Многочисленные исследования русских аренд и цен на землю установили теоретически выясненный нами случай в огромном количестве районов и с несомненной ясностью показали, что русский крестьянин перенаселенных губерний платил до войны аренду выше всего чистого дохода земледельческого предприятия". Расхождения между доходом от хозяйства и арендной платой у крестьян были очень велики. А.В.Чаянов приводит данные для 1904 г. по Воронежской губернии. В среднем по всей губернии арендная плата за десятину озимого клина составляла 16,8 руб., а чистая доходность одной десятины озимого при экономичном посеве была 5,3 руб. В некоторых уездах разница была еще больше. Так, в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб. Иными словами, разницу в 16,6 руб. с десятины крестьянин доплачивал из своего потребления [74, с. 407].

* В другом месте А.В.Чаянов объясняет, что "под давлением потребительской нужды малоземельные крестьяне, избегая вынужденной безработицы, платят за аренду земли не только ренту и весь чистый доход, но и значительную часть своей заработной платы. В данном случае опять интересы крестьянина как рабочего, бедствующего в своем хозяйстве от безработицы, пересиливают его интересы как предпринимателя" [74, с. 200].

* Отметим важную для нашей темы методологическую проблему, которая встала при изучении трудового хозяйства, действующего в рамках господствующего капиталистического способа производства. Во многих местах А.В.Чаянов подчеркивает тот факт, что семейное трудовое хозяйство, обладая особенным и устойчивым внутренним укладом, во внешней среде приспосабливается к господствующим экономическим отношениям, так что его внутренний ("субъективный") уклад вообще не виден при поверхностном взгляде. Он пишет: "Всякого рода субъективные оценки и равновесия, проанализированные нами как таковые , из недр семейного хозяйства на поверхность не покажутся, и вовне оно будет представлено такими же объективными величинами, как и всякое иное" [74, с. 392].

* Таким образом, А.В.Чаянов утверждает, что принятые в политэкономии типы научной абстракции и эконометрический подход не позволяют понять природу того, что Т.Шанин в приведенной выше выдержки назвал "маргинальными формами". В своих внешних проявлениях они подлаживаются под господствующие формы. А.В.Чаянов высказывает такое методологическое положение: "Мы только тогда поймем до конца основы и природу крестьянского хозяйства, когда превратим его в наших построениях из объекта наблюдения в субъект, творящий свое бытие, и постараемся уяснить себе те внутренние соображения и причины, по которым слагает оно организационный план своего производства и осуществляет его в жизни" [74, с. 283] .

* Здесь - источник столкновения А.В.Чаянова с современными ему западными экономистами, которые сколнялись к рассмотрению трудового хозяйства как разновидности капиталистического. А.В.Чаянов замечает: "К.Риттер, отмечая в своей рецензии на мою книгу те же моменты, как и проф. А.Скальвайт, указывает на неправильность моей терминологии и говорит, что даже чистые семейные хозяйства , поскольку они становятся товаропроизводителями, сбывают свои продукты на капиталистический рынок и подчиняются влиянию его цен, должны именоваться хозяйствами капиталистическими, так как они составляют собой часть капиталистической народнохозяйственной системы" [74, с. 282].

* Из своего анализа взаимодействия трудового хозяйства с внешней экономической средой А.В.Чаянов делает важный для нашей темы вывод: хозяйства такого типа сохраняют свою внутреннюю природу в самых разных народнохозяйственных системах, но в то же время они в своих внешних проявлениях приспосабливаются к среде по типу "мимикрии", так что возникает соблазн и их внутреннюю природу трактовать в категориях макросистемы, хотя эти категории неадекватны внутреннему укладу предприятия и затрудняют ее понимание. Он пишет: "Концепция крестьянского хозяйства как хозяйства предпринимательского, в котором хозяин нанимает самого себя к качестве рабочего, мыслима только в условиях капиталистического строя, так как вся она состоит из капиталистических категорий. Крестьянское же хозяйство как организационная форма, а в настоящий момент оно нас только так и интересует, вполне мыслимо и в других народнохозяйственных системах, а именно в условиях крепостнически-феодальных, в условиях крестьянско-ремесленных стран и, наконец, в условиях чисто натурального быта, т.е. в условиях таких народнохозяйственных систем, в которых совершенно отсутствовали категории наемного труда и заработной платы - если не исторически, то логически" [74, с. 203].

* Что же касается теоретического осмысления предприятий, основанных на трудовом хозяйстве, то обнаруженные А.В.Чаяновым и его школой их родовые особенности требуют не отказа от экономических категорий, адекватных всей макросистеме, а их развития, увеличения гибкости всей системы понятий. Во всяком случае, А.В.Чаянов высказал такое оптимистическое предположение: "Наше учение о строении аппарата семейного хозяйства само по себе не противоречит ни одной из теоретических систем народного хозяйства и только требует от них некоторого творческого напряжения для своей аперцепции [восприятия]" [74, с. 392]. Современные исследования экономики малых предприятий показывают, однако, что эта "аперцепция" оказалась сложным делом.

* Наконец, прямо к нашей теме относится замечание А.В.Чаянова относительно величины предприятий, которые могут эффективно встроиться в капиталистическую макросистему. Трудовые хозяйства, некапиталистические по своей внутренней природе, без труда встраиваются в капиталистическую народнохозяйственную и даже глобальную систему в виде малых ячеек, не растворяясь при этом в экономической среде и не меняя своей природы. А.В.Чаянов пишет: "Вовлечение сельского хозяйства в общую систему капитализма вовсе не должно обязательно происходить в форме создания крупнейших капиталистически организованных производств, построенных на базе наемного труда" [74, с. 429].

*