* На мои серые перушки,

* На сизые крылушки.

* Перепросочка Анисья

* Перепросила Сидора

* На свою улицу гуляти.

* Нет, не я его просила,

* Сам молодец ко мне пришел,

* На меня, девицу, глядючи и т. д.

* Солдатка из себя выходит. Сказать бабам ничего нельзя, придраться не к чему, а бабы, понимая это, так и пробирают, так и пробирают: Анисья-то и молода, Анисья-то и хороша, Анисья-то Сидору под пару, толкуют бабы и опять заводят песню. В каких-нибудь две недели капустенских вечеров солдатка, женщина тихая и добрая, озлобилась до такой степени, что и не подходи к ней: взбесилась говорит Авдотья, похудела, почернела; со всеми ссорится, бранится, придирается к пустякам, а не на ком сорвать злобу, так мучит свою грудную дочку — плод преступной любви. Совсем одурела баба, да оно, впрочем, и понятно. Дошло до того, что солдатка пришла наконец ко мне просить расчета...

* — Пожалуйте мне расчет, А. Н. Всем я вами довольна, а жить больше не могу. Обижают меня все.

* — Кто ж тебя обижает?

* — Все обижают, старуха обижает, — все не так, говорит, делаю; скот­ница обижает; все обижают.

* — Изволь.

* Солдатка в слезы — и плачет, и злится. Жалко мне ее стало: уж, должно быть, хорошо ее бабы пробрали, если она решилась уйти и рас­статься с Сидором.

* Призываю Авдотью.

* — Что это, спрашиваю, с солдаткой?

* — Бог ее знает. Взбесилась. И сердишься на нее, и жалко. Просто с ума сошла. Вчера дочку в хлеве бросила посреди коров. Пропадай она, говорит, — мне все равно. Еще чего не сделала бы.

* — Да с чего это с ней стало?

* — Совсем одурела, от дела отбилась, злится все.

* — Это все ваши песни.

* — Ну, конечно. Да ведь нельзя же, А. Н., рот другому зажать, а и Сидору не оставаться же холостым.

* — Да какое же вам, бабам, до этого дело?

* — А вот — хотят, поют; что же она бабам поделает? так вот ее и испугались! Она себе злись! — начинает сердиться Авдотья.

* Кое-как успокоил солдатку, обещал дать через неделю расчет; потом дело уладилось, кончилась уборка капусты, бабы перестали к нам соби­раться, и солдатка успокоилась. Теперь весела, добра и расчета не спра­шивает.

* Во время уборки огорода Авдотья совсем меня вытеснила, точно не я и хозяин; дошло то того, что она уже и в дом переехала со своей капустой.

* Просыпаюсь раз поутру, слышу какой-то шум за стеной, таскают что-то, передвигают.

* — Что это? — спрашиваю Авдотью.

* — А капусту будем в кухне рубить.

* — Какую капусту?

* — Белую; будем шинковать и рубить белую капусту для вас. В за­стольной грязно, а для вас нужно почище сделать — я вот и надумалась в кухне рубить.

* — А я-то куда денусь?

* — В поле пойдете теперь, а вечером что же вам все одним сидеть. Весело будет: бабы песни играть будут, — я самых лучших игриц позвала. «Селезня» сыграем.

* — А споете: «Чтобы рожь была колосиста, чтобы моя жена стоючи жала, спины не ломала»? — смеюсь я.

* — Сыграем и эту. — Авдотья на все согласна, лишь бы я не запретил шинковать капусту в доме: ей ужасно хочется, чтобы капуста у нас вышла хорошая, не хуже, чем у соседних помещиц.

* Я, разумеется, разрешил рубить капусту в доме. Авдотья заняла все комнаты и готова была даже в мой кабинет поставить какую-нибудь кадку, но кабинет я отстоял. Вечером было весело. В чистых двух комнатах Авдотья засадила девочек лущить бобы и перебирать лук; в кухне, на авдотьиной половине, шинковали и рубили капусту. Бабы и девочки пели песни и, наконец, покончивши с капустой, плясать пустились. Всем рас­поряжалась Авдотья, и даже ее муж, староста Иван, ни во что не вме­шивался, потому что капуста — бабье дело. Все вышло очень хорошо: нарубили и нашинковали две огромные кадки, которые и поставили в кухне. На другой день я уехал в гости и возвратился через несколько дней. Вхожу в комнаты — вонь страшнейшая, продохнуть нельзя.

* — Что это у тебя, Авдотья, так воняет в комнатах?

* — Помилуй, Господи!

* — Ведь войти в дом нельзя.

* — Не знаю. Ничего такого нет, разве капустой пахнет, капуста заки­сает, бруда идет. А то ничего нет.

* Действительно, это капуста закисала.

* Все «огородное» бабы из двух соседних деревень убирали у меня «из чести»; только картофель убирали «за потравы».

* Работа «на чести», толокой, производится даром, бесплатно; но, разуме­ется, должно быть угощение, и, конечно, прежде всего водка. Загадав ру­бить капусту, чистить бураки и пр., Авдотья приглашает, «просит» баб притти на «помочи». Отказа никогда не бывает: из каждого двора приходит по одной, по две бабы, с раннего утра. Берут водки, пекут пироги, заготов­ляют обед получше, и если есть из чего, то непременно делают студень — это первое угощение. «Толочане» всегда работают превосходно, особенно бабы, — так, как никогда за поденную плату работать не станут. Каждый старается сделать как можно лучше, отличиться, так сказать. Работа сопро­вождается смехом, шутками, весельем, песнями. Работают как бы шутя, но, повторяю, превосходно, точно у себя дома. Это даже не называется рабо­тать, а «помогать». Баба из зажиточного двора, особенно теперь, осенью, за деньги работать на поденщину не пойдет, а «из чести», «на помощь», «в толоку», придет и будет работать отлично, вполне добросовестно, по-хозяй­ски, еще лучше, чем баба из бедного двора, потому что в зажиточном дворе у хорошего хозяина и бабы в порядке, умеют все сделать, да и силы больше имеют, потому что живут на хорошем харче. Нельзя даже сказать, чтобы именно водка привлекала, потому что приходят и такие бабы, которые водки не пьют; случается даже, что приходят без зову, узнав, что есть какая-ни­будь работа. Конечно, все это происходит оттого, что мужик и теперь всегда в зависимости от соседнего помещика: мужику и дровец нужно, и лужок нужен, и «уруга» (выгон) нужна, и деньжонок перехватить иногда, может быть, придется, и посоветоваться, может быть, о чем-нибудь нужно будет, потому что все мы под Богом ходим — вдруг, крый Господи, к суду како­му-нибудь притянут — как же не оказать при случае уважение пану! И в деревне ведь то же самое: к богатому мужику все «из чести» пойдут на то­локу, потому что нельзя же — то за тем, то за другим придется к нему об­ратиться. Я заметил, что, чем богаче деревня, чем зажиточнее и замысло­ватее крестьяне, тем более стараются они о хороших отношениях к помещи­ку, ближайшему соседу. Зажиточный мужик всегда вежлив, почтителен, готов на всякие мелкие услуги — что ему значит прислать бабу на день, на два в такое время, когда полевые работы окончены? Конечно, он не возь­мется работать за бесценок, но если цена подходящая, выгодная и он взял работу, то работает превосходно.

[««]   А.Н. Энгельгардт "12 писем из деревни"   [»»]

www.kara-murza.ru