Но, во-первых, марктвеновский герой все же обладает несомненным обаянием, и, значит, чуждый нам американский прагматизм способен чем-то уравновешиваться в исповедующих его людях... Далее, следует отдавать себе отчет в том, что качество, которое мы не принимаем в своем, родном мире, имеет существенно иное значение в ином мире, и вообще этот иной мир, объективно говоря, не “хуже” (впрочем, и не “лучше”) нашего: он другой .

Наконец, рядом с Томом Сойером предстает Гек Финн (ставший также героем другого, целиком посвященного ему, повествования Марка Твена * ). “Разбогатев” вместе с Томом, Гек испытывает предельный восторг (он ведь в се же американец!), но, как оказывается, не хочет и просто не может воспользоваться своим богатством и остается тем же, чем был, — “бродягой”, скитающимся по стране вместе с негром Джимом (а в те времена негры являлись в США в сущности “недочеловеками”...). Однако “прагматический” Том продолжает дружить с Геком...

Попросту говоря, жизнь в США (как и везде) сложнее, чем может показаться. И многозначительно суждение влиятельнейшего американского писателя ХХ века Хемингуэя: “Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется “Гекльберри Финн”...” [187] (стоило бы, впрочем, уточнить: наиболее значительная часть этой литературы).

Но как же быть тогда с процитированным пушкинским “приговором” США? Приговор этот вынесен в статье Поэта, посвященной книге “Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера” (1830; Поэт читал ее во французском переводе, изданном в 1835-м), где была правдиво воссоздана судьба индейцев в США. “Отношения Штатов к индийским племенам, древним владельцам земли, ныне заселенной европейскими выходцами, — писал Пушкин, — подверглись ... строгому разбору ... явная несправедливость, ябеда ** и бесчеловечие американского Конгресса осуждены с негодованием” (там же).

Таким образом, если “неумолимый эгоизм” и “страсть к довольству” внутри самого американского общества имеют те или иные противовесы (иначе оно, вероятней всего, самоуничтожилось бы...), то при соприкосновении США с каким- либо другим, чужим миром никаких сдерживающих начал нет и быть не может... Любое действие всецело определяется голым прагматизмом, основанном в конечном счете на долларовом эквиваленте. Поэтому, например, США сегодня имеют вполне “приличные” отношения с враждебной им по своей политическо-идеологической сути КНР и вкладывают в ее экономику сотни миллиардов долларов, а в то же время организуют блокаду и даже бомбардировки СФРЮ...

* * *

Но обратимся к 1940-м годам. Наиболее “впечатляющая” тогдашняя акция США — сбрасывание атомных бомб на Японию 6 и 9 августа 1945 года. И главный руководитель атомного проекта генерал Лесли Гровс в своей книге под названием “Теперь об этом можно рассказать” (1962) вольно или невольно поведал об истинной причине этой акции:

“Когда мы только приступали к работам в области атомной энергии, Соединенные Штаты Америки еще не планировали применения атомного оружия против какой бы то ни было державы... С течением времени, наблюдая, как проект пожирает гигантские средства , правительство все более склонялось к мысли о применении атомной бомбы” [188] . Далее рассказано о том, как адмирал Пернелл, напутствуя перед самым вылетом для бомбардировки Нагасаки пилота Суини, спрашивает его: “Молодой человек, ты знаешь, сколько стоит эта бомба?” — и дает четкое указание: “Так вот, постарайся, чтобы эти деньги не пропали зря” (с. 284).

Поистине впечатляет то, что точно такой же подход к делу определял и выбор объектов для бомбардировок. Первоначально одним из утвержденных объектов была древняя столица Японии Киото. Однако это вызвало категорическое возражение военного министра Стимсона, который в свое время, как сообщает Гровс, “побывал там... и этот город потряс его своими памятниками древней культуры” (с. 231) * .

Жители Киото — как и Хиросимы и Нагасаки — не имели, так сказать, эквивалента в долларах, но храмы и дворцы Киото, созданные в VIII—ХVII веках, этого рода эквивалентом обладали (их, в частности, можно было переместить в США, как это делалось, например, со многими памятниками архитектуры Великобритании).

В это даже нелегко поверить, но Стимсон, запретивший уничтожить Киото, молчаливо согласился с решением сбросить бомбу на Нагасаки, — несмотря на то, что при этом, сообщает Гровс, попадали “в зону непосредственного действия взрыва” несколько сотен находившихся здесь в лагере военнопленных солдат и офицеров США и Великобритании (с. 260—261)! “Несколько сотен...” Есть все основания усомниться в этом указанном Гровсом количестве погибших военнопленных в Нагасаки, ибо точно установлено, что всего в японском плену находились тогда 99324 военнослужащих “союзников”, и 25855 из них не вернулись после войны [189] . Едва ли на небольшой территории Японии были многочисленные лагеря, рассчитанные всего на несколько сотен военнопленных (ведь если в одном лагере содержалось 500 человек, пришлось бы создать 200 лагерей...)

Гровс утверждает, что правота бомбардировок Хиросимы и Нагасаки вполне доказана, “если учитывать ценность спасенных жизней американцев” (с. 225. Выделено мною. — В. К.), — речь идет о солдатах, которые могли бы погибнуть, если бы Япония через семь дней после бомбардировки Нагасаки, 16 августа, не прекратила бы боевые действия против США; однако “ценность жизней” американских военнопленных, которые неизбежно должны были погибнуть в Нагасаки, не учитывалась, так как, очевидно, была менее значительной, чем ценность тех же памятников древней культуры в Киото...

Все это, между прочим, достаточно широко известно (хотя в смысл этих событий редко вдумываются); гораздо менее осведомлены люди об истинной причине сбрасывания второй бомбы, — на Нагасаки. Гровс утверждает, что-де была необходимость, по его определению, “повторного доказательства” мощи нового оружия, — но это, конечно, заведомо сомнительный довод. Причина второй бомбардировки была позднее выявлена в книге Дж. Варбурга “Соединенные Штаты в послевоенном мире” (Нью-Йорк, 19 66):

“Первая, сброшенная на Хиросиму, была урановой бомбой. В ней были относительно уверены, но, чтобы изготовить ее, потребовался весь запас урана , имеющийся в распоряжении Соединенных Штатов Америки. Вторая бомба, сброшенная на Нагасаки, была плутониевой бомбой, которую стремились испытать по особым соображениям: если она сработает, мог быть изготовлен большой запас таких бомб. И для того, чтобы доказать это, примерно 100000 японцев были убиты в Нагасаки” [190] (вместе с ними — и американские солдаты).

Если первую бомбардировку еще можно объяснять стремлением добиться скорейшей капитуляции врага (хотя сам Гровс признал, что главное было в “оправдании” гигантских финансовых затрат * ), то вторая была призвана доказать эффективность плутониевой — значительно менее дорогостоящей — бомбы... **

То, что достаточно четко проявилось в истории, связанной с атомными бомбардировками, можно обнаружить в действиях США на мировой арене вообще.

Сам “принцип” поведения США на мировой арене был сформулирован еще на заре их существования. Так, один из отцов-основателей и третий по счету президент США, Томас Джефферсон, писал 1 июня 1822 года о назревавшей тогда войне в Европе: “ Создается впечатление, что европейские варвары вновь собираются истреблять друг друга... Истребление безумцев в одной части света способствует благосостоянию в других его частях. Пусть это будет нашей заботой и давайте доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки за хвост”.

Под коровой, как естественно предположить, имелась в виду Европа в целом, которая тогда была гораздо богаче, чем США, и Джефферсон, надо думать, испытал горькое разочарование, поскольку так и не дождался чаемой им войны: он умер в 1826 -м, а лишь в следующем, 1827 году объединенный флот России, Великобритании и Франции разгромил в Наваринской бухте флот Турции, не желавшей дать независимость Греции.

Но стремление “доить корову”, то есть сугубо материальные интересы, всегда были и остаются определяющими для внешнеполитических акций США, — в том числе, как мы видели, даже в применении ядерного оружия. И следует осознать в связи с этим неадекватность прямого сопоставления действий США и СССР в их противостоянии в послевоенные годы, ибо СССР, напротив, нередко пренебрегал или даже жертвовал материальными интересами ради политико-идеологических целей, и попытки мерить действия двух де ржав одной мерой могут напомнить старинную поговорку о пудах и аршинах...

Естественно возникает вопрос о том, что “лучше” и что “хуже”. С чисто фактической точки зрения на этот вопрос едва ли можно ответить, ибо для людей, подвергающихся насилиям и, тем более, погибающих в ходе какой-либо “акции”, в сущности безразлично, предпринималась ли эта акция ради создания более совершенного (с точки зрения тех, кто ее осуществлял) общества, либо в чьих-то чисто материальных интересах. Но с этической точки зрения можно, пожалуй, утверждать, что первое имеет преимущество над вторым, — если даже признать полную иллюзорность замысла о совершенном обществе: ведь все-таки те, кто осуществляли акцию, могли верить (и верили!), что несут благо другим людям (пусть даже последние так вовсе не считали). Яр кий образец иной постановки вопроса — приведенное выше напутствие пилоту, обязывающее его нанести как можно больший урон Нагасаки (где находятся к тому же пленные американцы...), ибо на бомбу затрачены колоссальные деньги!..

Дабы не было сомнений в том, что именно материальные интересы определяли мировую политику США, обращусь еще к знаменитому “плану Маршалла”, выдвинутому государственным секретарем (то есть министром иностранных дел) США Дж. Маршаллом в июне 1947 года. Официальный его смысл заключался в “помощи” разоренной войной Европе, но, конечно, “план” давал возможность США во многом контролировать экономику, а в той или иной мере и политику стран, участвующих в этом предприятии. Однако редко говорится о кардинальной экономической выгоде , которую получали сами США, — хотя особого секрета здесь нет.

Современный историк раскрывает наиболее существенную причину принятия решения о “плане”. В мае 1947 года заместитель госсекретаря Маршалла, Клейтон, совершил поездку по Европе и в своем докладе о ней “ арисовал впечатляющую картину бедственного положения европейцев... Отмечая колоссальный платежный дефицит основных стран капиталистической Европы, он предостерегал: “Крушение Европы неминуемо и катастрофически отразится на американской экономике”. Вскоре после опубликования “плана”, 24 июня 1947 года, видный экономист СССР, академик Е. С. Варга, констатировал: “Решающее значение при выдвижении плана Маршалла имело экономическое положение США”, которым необходима “продажа излишних (в условиях капитализма) товаров за границей , не покупая одновременно на соответствующие суммы товаров из-за границы... США в собственных интересах должны дать гораздо больше кредитов, чем они давали до сих пор, чтобы освободиться от лишних товаров внутри страны .. .” [191] (выделено Варгой).

Как видим, эксперты США и СССР одинаково истолковали истинную цель плана Маршалла, — что делает это толкование особенно убедительным. Собственные сугубо “эгоистические” интересы играют определяющую роль во всех акциях США на мировой арене; это ясно и в наши дни.

Но даже твердо установив это, мы еще не решаем тем самым вопрос, что (говоря попросту) “лучше”: действия на мировой арене ради “выгоды” или ради какого-либо “идеала”? Об этом речь пойдет в дальнейшем.

 


[««]   Вадим Кожинов Россия. Век XX (1939-1964) Опыт беспристрастного исследования.   [»»]

Главная страница | Информация

Hosted by uCoz