В нынешних сочинениях начатая в 1947-м борьба с “антипатриотизмом” чаще всего истолковывается как направленная главным образом или даже исключительно против евреев . Но это, как еще будет показано, явно не соответствует действительности: “еврейский вопрос” приобрел остроту только к концу 1948 года в нераздельной связи с созданием в мае этого года государства Израиль. Чтобы доказать обратное, нередко ссылаются на тот факт, что секретные документы, в которых речь шла о “проявлениях еврейского национализма” либо о чрезмерном “еврейском засилье” в тех или иных сферах жизни СССР, составлялись и ранее. Но, во-первых, это были именно сугубо секретные документы, а во-вторых, нет оснований считать, что в них выражалась практическая линия властей; дело шло о “бдительности” НКГБ-МГБ и других государственных и партийных ведомств. Реальные “противоеврейские” акции начались только в конце 1948 года.

Но к этой теме мы еще вернемся; прежде необходимо рассмотреть внимательнее ситуацию 1947 года. Нельзя не обратить внимания на тот факт, что среди трех главных руководителей Союза писателей СССР, перед которыми Сталин выдвинул программу борьбы с “низкопоклонством”, был и еврей Борис Горбатов, притом К. Симонов сообщил: “... назначение Горбатова парторгом правления (СП. — В.К. ) шло от Сталина... в Горбатове как секретаре партгруппы предполагалось некое критическое начало” — то есть Горбатов призван был в тех или иных случаях “поправить” генсека  Фадеева (там же, с.114). Зная об этом, странно было бы считать, что тогда, весной 1947-го, Сталин “не доверял” деятелям еврейского происхождения.

Фадеев, не мешкая, стал реализовывать указания Сталина и на состоявшемся в июне 1947-го пленуме правления СП резко выступил против “низкопоклонства”, объявив при этом его “родоначальником” великого русского филолога Александра Веселовского (1838—1906)...  И эту инициативу Фадеева первыми подхватили в своих обличительных статьях два чиновных литератора еврейского происхождения — и.о. директора Института русской литературы (“Пушкинский Дом”) Л. А. Плоткин и зам. директора Института мировой литературы В. Я. Кирпотин [283] . Статью Кирпотина подверг основательной критике виднейший филолог академик В. Ф. Шишмарев [284] , автор изданной в 1946 году книги “А. Н. Веселовский и русская литература”, однако в следующем же номере журнала “Октябрь” (1948, № 1, с. 3—27) Кирпотин выступил с совсем уж разгромной статьей под длиннейшим заглавием “О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом, об Александре Веселовском и его последователях и о самом главном” (тогда же В. Ф. Шишмарев был снят с поста директора Института мировой литературы). Но, согласно библейским словам, кто сеет ветер, тот пожнет бурю, и спустя год, в 1949-м, оба обличителя, Кирпотин и Плоткин, сами подверглись суровому осуждению именно за “низкопоклонство”...

И, что касается 1947 — 1948 годов, можно привести множество подобных фактов. Как известно, одной из мишеней позднейшей — 1949 года — атаки на “низкопоклонство” и “антипатриотизм” были театральные критики еврейского происхождения  — в том числе весьма влиятельный И. Л. Альтман. Он — единственный из “обличаемых” по этому “делу” — был исключен из Союза писателей и, более того, с 5 марта (то есть со дня смерти Сталина!) до 29 мая 1953 года находился под арестом [285] . Но именно этот самый Альтман 25 февраля 1948 года опубликовал в “Литературной газете” крайне “разоблачительную” статью о книге выдающегося русского театрального деятеля Василия Сахновского “Мысли о режиссуре”. Василий Григорьевич был до революции одним  из руководителей знаменитого театра В. Ф. Комиссаржевской, а с 1926 года — режиссером Московского Художественного театра. И вот что писал о его книге И. Л. Альтман:

“Широкое обсуждение книги В. Г. Сахновского “Мысли о режиссуре” во Всероссийском театральном обществе и Государственном институте театрального искусства привлекло к себе внимание нашей театральной общественности... Задача режиссеров, театроведов и педагогов ГИТИС (Государственный институт театрального искусства. — В.К. ) заключалась прежде всего в том, чтобы дать правильную оценку глубоко ошибочной, вредной книге. Этого, к сожалению, не произошло... в выступлениях режиссеров и театроведов не было серьезной попытки проанализировать “Мысли о режиссуре” с принципиальных позиций марксистско-ленинской эстетики. За исключением А. Мацкина и Е. Холодова (оба в следующем, 1949 году будут обвинены в “антипатриотизме”! — В. К. ), никто не постарался вскрыть порочную методологию режиссера, историка, театроведа, автора многих работ В. Г. Сахновского... Книга “Мысли о режиссуре” — характерный пример рабского подражательства, экзальтированного и, буквально, самозабвенного преклонения перед реакционной, формалистской эстетикой буржуазного Запада”. И характернейшее “обвинение”: “Не случайно поэтому Сахновский игнорирует искусство великих русских мастеров..”(!)

Иоганн Львович завершил  свою статью следующим грозным приговором: “Многие наши театроведы ... пробавляются эклектической окрошкой из декадентских театральных теорий... Редакция газеты “Советское искусство” не занимается вопросами эстетики театра. Решение ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. отмечало крупнейшие недостатки театральной печати и особенно “Советского искусства”. Положение за это время не улучшилось. Яркий образец — вредные статьи “Советского искусства” в защиту реакционной книги В. Г. Сахновского” [286] .

Кстати сказать, в том же самом номере “ЛГ” от 25 февраля 1948 года выступил имевший впоследствии широкую популярность, а тогда еще в сущности начинающий литератор еврейского происхождения З. С. Паперный, воспитанник известного ИФЛИ. Одобрив в целом работы деятелей литературной науки Н. К. Пиксанова, С. П. Бычкова, Н. Л. Бродского и Я. Е. Эльсберга (двое последних — евреи), он обрушился с крайне резкими обвинениями на В. И. Чичерова, С. М. Петрова и А. Г. Цейтлина (еврея). По его словам, в работе Чичерова нет анализа “самобытного русского эпоса, связанного с развитием русской жизни и государственности... Верный и последовательный ученик А. Н. Веселовского, В. Чичеров превзошел даже своего учителя; сам Веселовский не заходил так далеко в безоговорочном и бесцеремонном отрицании своеобразия русского фольклора!”

Далее в сочинении З. С. Паперного читаем: “Давая блестящую и сокрушительную отповедь кадетскому сборнику “Вехи”... Ленин писал о “ полнейшем разрыве ... с русским освободительным движением... со всеми его коренными традициями”. Эти ленинские слова невольно вспоминаешь, читая статью А. Цейтлина о русском общественно-психологическом романе, написанную, правда, сорок лет спустя после появления “позорно знаменитой книги”, но по духу своему вполне продолжающую ее антидемократические традиции...” и т.д.

Словом, начатая весной 1947 года борьба с “антипатриотизмом” до определенного времени — до последних месяцев 1948-го — явно не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того факта, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы с “низкопоклонством” было множество людей еврейского происхождения, которые “обличали” и русских, и своих соплеменников.

В 1948 году я поступал на филологический факультет Московского университета и потому еще в последних классах школы достаточно внимательно следил за ходом дискуссий и “кампаний” в сфере литературы и культуры (до сих пор у меня сохранились многочисленные вырезки из газет и журналов 1946-го и последующих лет), и могу свидетельствовать, что вплоть до 1949 года нападкам подвергались главным образом деятели науки и культуры русского происхождения — уже упомянутый академик В. Ф. Шишмарев, академики В. В. Виноградов, А. С. Орлов, действительный член Украинской Академии наук А. И. Белецкий, профессора В. А. Десницкий, И. П. Еремин, Г. Н. Поспелов, И. Н. Розанов, А. Н. Соколов и многие другие. В этом нетрудно убедиться, обратившись к прессе 1947—1948 годов. Евреи начали преобладать в перечнях обличаемых “низкопоклонников” и “антипатриотов” только с начала 1949 года, что имело свою существенную и вполне очевидную причину — ту ситуацию, которая сложилась и в СССР, и в мире в целом через несколько месяцев после создания (в мае 1948-го) государства Израиль.

* * *

Правда, мощное возрождение русского самосознания в годы Отечественной войны привело к тому, что даже среди вчерашних незыблемых “интернационалистов” (в том числе и занимавших высокие посты) распространяется мнение о “ненормальности” очевидного обилия и, выражаясь резче, “засилья” евреев в тех или иных областях жизни общества. Как было показано в первом томе этого сочинения, в собственно революционный период обилие “инородцев” и иностранцев (поляки, прибалты и т.д.) во власти и в сфере культуры (в самом широком смысле слова) было закономерным и даже неизбежным явлением, что подтверждает и опыт других революций — в особенности Французской ХVIII века. Но когда после революционного катаклизма жизнь постепенно начала входить в берега, совершенно естественным было все более широкое выдвижение на первый план представителей основного населения страны. Этот ход дела, между прочим, достаточно объективно и убедительно охарактеризован в трактате израильского политолога М. С. Агурского “Идеология национал-большевизма” (Paris, 1980).

Ранее всего уменьшение доли евреев произошло на наивысшем уровне власти — в Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Если к концу гражданской войны, в 1921 году, евреи занимали почти 2/3 состава Политбюро, то в 1923-м — 2/5, а в начале 1926-го, после пяти “нэповских” лет, их доля сократилась до 1/3, затем и до 1/10. Страстный борец против “антисемитизма”, критик и писатель А. М. Борщаговский (о книгах которого еще будет речь) возмущенно заявил в 1994 году, что Сталин “оставил” в Политбюро одного-единственного еврея — Кагановича * .

Для сочинений этого автора характерно какое-то необычайное простодушие, даже наивность: сообщая о каком-либо факте, он нередко поистине странным образом не замечает, что сей факт имеет в сущности совсем не тот смысл, не то значение, которое Борщаговский в нем усматривает. Так, например, он пишет, что “в 1937 году меня не бог уберег, а... упрямая, абсолютная отдельность моей жизни от начальства. Тогда, в возрасте 24 лет, я, комсомолец, исполнял обязанности начальника Главреперткома Украины, был заместителем редактора, а с лета 1937 года фактически редактором ежемесячного журнала “Театр”. Аресты буквально опустошили республиканский Комитет по делам искусств...” [287]

Неужели человек, занимающий посты начальника театральной цензуры и одновременно редактора одного из главных журналов второй по статусу республики СССР, являет собой нечто “абсолютно отдельное” от начальства?! И вполне понятно, что 24-летний комсомолец смог получить столь высокие должности, которые, несомненно, входили в “номенклатуру” Политбюро ЦК КП(б) Украины, именно в силу арестов его предшественников — то есть он восседал на, так сказать, залитых кровью начальственных креслах... Речь идет, разумеется, отнюдь не о какой-либо “вине” Борщаговского, а только о его прямо-таки удивительном простодушии...

Но не менее удивительно и его возмущение тем, что всего лишь 1 из 11 членов Политбюро конца 1940-х годов был евреем. Любопытно было бы узнать, сколько же членов верховного органа власти страны, еврейское население которой составляло тогда немногим более 1%, должны были являться евреями, чтобы А. М. Борщаговский не считал порядки в СССР “антисемитскими”?

Стоит еще процитировать сочинение другого столь же пламенного борца с “антисемитизмом” — Евгении Альбац. Она стремится опровергнуть мнение, что евреи в СССР начали испытывать притеснения только много лет спустя после октября 1917 года:  “Существует миф о невероятном благоденствии евреев в постреволюционном Советском Союзе. Это неправда... Вот факты. 1923—1924 годы — в 150 городах России арестовываются три тысячи сионистов. 1928-й — в СССР запрещается публикация книг на иврите, начинаются аресты еврейских писателей ** [288] и т.д. Но вот выводы другого автора, который специально исследовал эту проблему — уже упомянутого израильского политолога М. С. Агурского: “... вплоть до тридцатых годов главными и почти исключительными (выделено мною. — В.К. ) врагами сионизма в СССР были сами же евреи... сионисты как внутри СССР, так и в Палестине видели главными виновниками этих преследований не саму советскую политическую систему, а т.н. Евсекцию *** и вообще коммунистов еврейского происхождения” [289] . Так что та борьба против сионизма, которая имела место в послереволюционный период и которую Е.Альбац (возможно, в силу невежества) объявляет следствием антисемитизма, была по существу внутриеврейским делом.

Обратимся теперь к возникшему во время войны недовольству сложившимся после 1917 года “еврейским засильем” во многих областях жизни страны. Например, 17 августа 1942 года в Секретариат ЦК поступила записка, информирующая о том, что из 12 руководителей Большого театра (директор, дирижеры, режиссеры и т.п.) 10 человек — евреи и только 1 русский... [290] В 1943 году секретарь парткома МГУ В. Ф. Ноздрев направил в ЦК письмо, в котором сообщал, что в предшествующем, 1942-м, “пропорция” окончивших физический факультет Университета евреев и русских составила 98% и 2% (!; там же, с.286).

Впоследствии великий математик Л. С. Понтрягин (1908—1988) вспоминал, как перед войной он в Воронеже “познакомился с очень милой студенткой Асей Гуревич. По окончании Воронежского университета я взял ее в аспирантуру в Москву... Ася в течение нашего знакомства неоднократно обращалась ко мне с просьбой помочь кому-нибудь из ее друзей в каком-то смысле. Это были всегда евреи. Мне это не казалось странным, поскольку сама она была еврейкой... Но уже после войны она меня совершенно поразила одним своим заявлением. Она жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше, сказала она, принимали всегда не меньше половины...” [291] (!).

Конечно, многие объявят упомянутые “записки” в ЦК и высказывание Л. С. Понтрягина “антисемитскими”. Но если подойти к ним с истинной беспристрастностью, их нельзя не признать констатацией явно “ненормального” положения вещей. Кроме того, записка в ЦК о ситуации в Большом театре не имела никаких последствий. Правда, в 1943 году вместо С. А. Самосуда главным режиссером и дирижером Большого театра стал А. М. Пазовский, но он также был евреем, и лишь через пять лет, к концу 1948 года, его сменил русский — великий музыкант Н. С. Голованов. Что же касается сообщившего о положении в Большом театре В. Ф. Ноздрева, он продолжал “бить тревогу” и далее, в 1944—1945 годах, и в мае 1946-го был за это снят с поста секретаря парткома Университета.

Едва ли есть основания считать упомянутые “заявления” противоеврейскими; дело шло, говоря попросту, не о том, что евреи — это “плохо”, а о том, что их слишком “много”... Ведь евреев, которых было чрезмерно “много” на руководящих постах в Большом театре, высоко ценили и тогда, и впоследствии: дирижер С. А. Самосуд получил Сталинские премии в 1947 и в 1952 годах; дирижер Ю. Ф. Файер — в 1946, 1947 и 1950-м, а в 1951-м стал народным артистом СССР; балетмейстер А. М. Мессерер был удостоен Сталинской премии в 1947-м, а в 1951-м обрел звание народного артиста РСФСР и т.д. А ведь 1949—1952 годы преподносятся множеством авторов как время тотальной и воинствующей политики “антисемитизма”, проводимой к тому же по личной воле самого Сталина.

Да, множество нынешних авторов утверждает, что Сталин был чуть ли не врожденным “антисемитом” или, по крайней мере, стал таковым уже в 1920-х годах и только до поры до времени не проявлял это свое “качество” открыто и агрессивно. И, между прочим, опровержение сей, как я постараюсь доказать, безосновательной версии самые разные люди воспринимают с одинаковым недовольством, ибо “антисемитизм” Иосифа Виссарионовича в глазах одних предстает как едва ли не главный его “порок”, а в глазах других, напротив, как первостепенное “достоинство”.

Однако при объективном исследовании существа дела выясняется, что нет никаких сколько-нибудь достоверных сведений, дающих основания для причисления вождя к антисемитам — то есть к людям, которые негативно относятся к евреям как таковым —  как к национальности, к этносу.

Попытки зачислить Сталина в антисемиты нередко приводят к настоящим курьезам. Так, например, приобретший лет десять назад  широкую популярность эмигрантский публицист А. Авторханов безоговорочно объявил Сталина “антисемитом”, каковым он был, по его уверению, по меньшей мере с двадцатых годов — потому, мол, и боролся с Троцким! [292] (хотя хорошо известно, что Бухарин вел борьбу с Троцким еще более активно). Однако тот же Авторханов написал, что в конце 1940-х — начале 1950-х годов, “когда Сталин... стал разбирать членов Политбюро по косточкам, копаясь в их исторических, политических и генеалогических грехах, то выяснилось: из 10 членов Политбюро 5 оказались еврейскими родственниками (Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один евреем (Каганович), один “полуевреем” (Берия * )...” [293] Но ведь эти 7 из 10 ближайших сподвижников без воли Сталина ни в коем случае не могли бы обрести свое верховное положение! И разве не является в свете этого полностью абсурдной версия об “антисемитизме” Иосифа Виссарионовича? Неужто он, будучи антисемитом, мог не заметить, какие люди “пробираются” в его Политбюро?

И другая сторона дела. Сложилась прочная “традиция”, в соответствии с которой любая отставка с высокого поста и, тем более, какие-нибудь репрессии в отношении любого еврея истолковываются во множестве сочинений о сталинских временах как следствия “антисемитизма”. Так, например, Зиновий Шейнис в изданной в 1992 году книжке “Провокация века” (редкостной, надо сказать, по своей лживости в целом) утверждал, что замена в 1939 году
М. М. Литвинова (Валлаха) В. М. Молотовым на посту наркома иностранных дел являла собой “расовую чистку”. Шейниса, в частности, совершенно не смущает тот факт (он, впрочем, умалчивает о нем), что тогда же, в 1939 и 1940-м, на более высокие посты заместителей председателя Совнаркома были назначены евреи Р. С. Землячка (Залкинд) и Л. З. Мехлис. Шейнис заявил тут же, что причиной снятия Литвинова был “курс на сближение с нацистской Германией” [294] — имея в виду “сближение” и в “еврейском вопросе”. На деле Сталин, всячески старавшийся оттянуть войну и готовившийся к переговорам с Берлином, не мог — это было бы своего рода вызовом, обрекающим все дело на неуспех, — послать туда наркоминдела-еврея.

Заявление о “расовой чистке” — поистине наглая ложь, ибо во время переговоров с Германией заместителем наркома иностранных дел стал еврей С. А. Лозовский (Дридзо), послом в США был еврей К. А. Уманский, послом в Великобритании — еврей И. М. Майский (Ляховецкий), во Франции — еврей Я. З. Суриц (который, кстати, ранее был послом в Германии), — то есть евреи и после якобы имевшей место “расовой чистки” занимали важнейшие посты во внешнеполитическом ведомстве! А вскоре же после начала войны Литвинов стал одновременно и заместителем наркома иностранных дел (до 1946 года), и послом в США (вместо Уманского). Из этого ясно, что Литвинов был в 1939-м снят с поста наркоминдела вовсе не по “расовым”, а по конкретным политическим соображениям.

Правда, в иных сочинениях напоминают, что в 1943 году Литвинов перестал быть послом в США. Однако в этом повинен вовсе не Сталин, а Рузвельт (да и сам Литвинов). Хорошо осведомленный дипломатический работник В. М. Бережков в своей изданной в 1993 году книге “Как я стал переводчиком Сталина” (кстати, отнюдь не “просталинской”, а совсем даже наоборот) сообщил, что в 1943 году Литвинов, выступая на митингах в США, участники которых требовали немедленного открытия “второго фронта”, “критиковал поведение правительства США. В одной из бесед со Сталиным посол США Гарриман дал понять, что президент Рузвельт недоволен подобными выступлениями советского посла. Посол, добавил Гарриман, не должен допускать нападок на правительство страны, при котором он аккредитован. Это выглядело как объявление Литвинова персоной нон грата... Сталин ощутил себя уязвленным... решил щелкнуть Америку по носу и пошел на беспрецедентную акцию: попросту передвинул на кресло Литвинова советника посольства Андрея Громыко” — вместо того, чтобы прислать “какого-либо высокопоставленного деятеля” [295] . А Литвинов — как бы в порядке компенсации — стал в 1946 году депутатом Верховного Совета СССР, хотя, будучи тяжело болен (ему уже, кстати, шел восьмой десяток), даже не мог встречаться с избирателями [296] .


[««]   Вадим Кожинов Россия. Век XX (1939-1964) Опыт беспристрастного исследования.   [»»]

Главная страница | Информация

Hosted by uCoz