* Не для хвастовства рассказал я здесь о своих исследованиях костей и фосфоритов, а для того, чтобы не подумали, что я оспариваю мнения «Руси» так себе, зря. Не зря говорю я. Я имею право говорить и говорю о деле, над которым потрудился сам. Я давно, очень давно, когда г. Аксаков еще не трубил об виллевских туках и не доказывал, что при содействии этих туков даже кошачьи наделы будут давать достаточно хлеба для пропитания мужи­ка, понимал все значение фосфорнокислых туков и, желая блага своей ро­дине, желая, чтобы она вечно славилась своими буйными хлебами, работал, искал материалов для удобрительных туков. Искал, и нашел, и знаю, какими богатствами мы обладаем. Более даже, знаю, что нужно для того, чтобы эти богатства не лежали втуне. Я не только считаю себя вправе, но и обязанным разоблачить недоучек «Руси», которые только пакостят науку, которые ста­раются затемнить ясный вопрос о малоземелье, которые, идя в разрез с му­жиком, работают во вред своей родине. Благо нашей родины зиждется на благосостоянии массы земледельцев. Помещичьи хозяйства, « grande culture » * , не имеют у нас смысла, не имеют « raison d '? tre » ** и суть только тор­мозы для развития хозяйства страны.

* Одиннадцать лет тому назад судьба меня бросила в деревню, и я сде­лался хозяином. Я сел на хозяйство без капитала, в небольшом, сильно запущенном имении в 600 десятин. Я явился на хозяйство с убеждением, что земли наши вследствие постоянной культуры хлебов, которые всегда вывозились из мнений, сильно истощены относительно фосфорной кислоты и требуют фосфорнокислых удобрений. Плохие урожаи, которые я застал как в своем имении, так и у соседних помещиков и крестьян, подтверждали это убеждение. Я даже начал с того, что стал скупать кости, пережигал их, молол и сдабривал полученной мукою навоз. Скоро я бросил это — хотя не отрицаю и теперь полезности такого и подобного искусственного удобрения, — потому что обратился к экстенсивной системе хозяйства, которая имеет смысл и значение для целой территории и разработка ко­торой, по моему мнению, представляет общественный интерес, так как эта система может быть применена всеми, а не одним каким-нибудь лицом, хозяйство которого состоит в исключительных условиях.

* Я нашел свое имение в следующем состоянии: всей земли 450 хозяй­ственных десятин в 3 200 кв. саж., из них под пашней было только 66 десятин (около 1/7), так что всего 1/7 часть земли была в культуре, хотя все земля удобная. Затем в имении было еще 97 1/2 десятин земли, которая когда-то пахалась, но потом была заброшена, заросла березняком. Из этих 97 1/2 десятин 42 были запущены уже давно (лет 40 тому), заросли березняком и представляли порядочные рощи и 55 1/2 были запущены после «Положения» и представляли или чистые облоги, или мелкие заросли.

* Естественных лугов по речке и оврагам было до 40 десятин, а остальная земля была под лесом и пустошами, которых было до 40 десятин.

* Вот в каком состоянии находилось имение в 1871 году, когда я сел на хозяйство. Имение мое не из худших, не из самых запущенных, а среднее. То, что представляло мое имение, представляют и окрестные имения. Везде так. Везде количество земли, находящейся "в культуре», составляет лишь небольшую долю всей земли. Затем хорошо еще, если такое же количество земли находится под естественными лугами, остальное все об­логи, пустоши, леса, пространства из-под вырубленных лесов. Такие угодья представляют помещичьи земли. Только на крестьянских наделах все рас­пахано, за исключением неудобных для культуры хлебов низин, которые находятся под лугами. Если мы возьмем сумму всех земель, и господских, и крестьянских, нашей губернии, то увидим, что вся территория представ­ляет то же самое, что представляло мое имение в 1871 году: культивиро­ванные земли (считая вместе и крестьянские, и господские запашки) со­ставляют лишь небольшую долю (много если /з) всех удобных земель, а затем необозримые пространства диких, некультивированных земель, пус-таков, зарослей, пустошей, выпустошенных лесов и т. п. Что было в моем имении в 1871 году, то и на всей территории. Мое имение составляет известную долю всей территории, и я полагаю, что только ту систему хозяйства можно будет назвать рациональной и для той только системы стоило работать, которая будет годна как для моего имения, так и для всей территории, находящейся в таких же условиях.

* Что должен был я делать в моем хозяйстве? Какую систему хозяйства должен был я ввести?

* Следовало ли мне оставить пустовать все эти облоги, заросли, пустоши и пр., пользуясь с них лишь тою скудною растительностью, какую они производили бы, оставаясь в некультурном, диком состоянии, и сосредо­точиться на 66 десятинах, находившихся в культуре, и вести на них ин­тенсивное хозяйство? Или следовало распространиться по всей поверхнос­ти, вести экстенсивное хозяйство, привести в культурное состояние всю землю? Я думаю, что прежде всего следовало бы привести в культурное состояние всю землю и потом уже можно перейти к более интенсивной системе. Таким путем я шел в своем хозяйстве, таким путем иду теперь и буду продолжать и полагаю, что в таком только случае хозяйство может служить образцом для всей территории. Все, что есть в моем хозяйстве такого, что не может быть обобщено, не годится для всей территории, не годится для всех хозяйств (считая все хозяйства в сумме: и мужицкие, и господские), не имеет смысла, не представляет интереса ни для меня, ни для кого, не имеет будущности, не может упрочиться и служить ко благу всей территории.

* Положим, что я, например, оставил бы всю землю моего имения в диком, некультивированном состоянии и завел бы такую систему хозяйства: со всей земли собирал бы траву, которая родится сама собою, без всякой культуры, скармливал бы эту траву скоту и весь навоз складывал бы на одну десятину при усадьбе и вел на этой десятине интенсивное хозяйство, разводил бы, например, спаржу, шампиньоны, ананасы. Это было бы очень интенсивное хозяйство, оно могло бы быть очень 'выгодно для меня, но что толку было бы в этой интенсивной системе хозяйства, какой интерес могла бы она представлять и стоило ли бы работать над этим?

* От этой крайности пойдем далее. Положим, что, сев на хозяйство, я занялся бы культурой распаханных уже 66 десятин и оставил остальную землю пустовать. С пустующих земель я пользовался бы покосами, вы­гонами или крестьянским трудом, сдавая эти земли под уругу затесненным на своих наделах крестьянам. На распаханных же 66 десятинах завел бы интенсивную, многопольную, плодопеременную систему с сильным удоб­рением. Для того чтобы иметь много навозу, скупал бы сено, жмыхи, завел бы винокуренный завод, на котором перерабатывал бы массы хлеба и картофеля. Я имел бы массу корма, интенсивно кормил бы скот, получал бы огромные количества молока и навоза, валил бы навоз на 66 десятин земли, привел бы землю в огородное состояние, получал бы отличные урожаи. Допустим, что такое хозяйство было бы выгодно для меня, но затем, что толку в этом интенсивном хозяйстве, какой общественный ин­терес могло бы оно представлять? Что бы я ни сделал, каких бы результатов ни достиг, ни для кого, кроме меня, это ничего бы не значило. Ничего в пример с меня не могли бы взять даже в самой технике моего хозяйства. Возьму простой пример: я развожу племенной скот и веду интенсивное скотоводство, для того чтобы иметь хорошее, нежное сено, я кошу траву очень рано. Никто не станет отрицать, что такое сено превосходно, но нелепо будет, если кто-нибудь станет утверждать, что все так должны убирать сено. Нелепо было бы, если бы мы все так убирали сено, потому что задача наша на севере производить как можно более клетчатки, про­изводить массу корма, которую мы можем сдобрить концентрированными кормами, произведенными с юга: хлебом, жмыхами и т. п. Барин, убира­ющий траву в полном соку, поступает менее рационально (для общей эко­номии страны), чем мужик, который растит траву, чтобы иметь большую массу сена. Точно так же, для общей экономии, рациональнее было бы, если бы готовилось из молока, по русскому способу, топленое масло, которое упот­ребляли бы все с кашей, чем если бы готовилось парижское масло.

* Наконец, редактор «Руси» думает, что рациональнее было бы, если бы я завел такую систему: главную массу земель оставил бы пустовать, траву с них продавал бы тем дуракам, которые содержат скот и удобряют поля навозом, уничтожил бы скот, как невыгодную статью в хозяйстве, и завел бы интенсивную систему с удобрением с помощью искусственных виллевских туков. Никакой, ломки в хозяйстве, все осталось бы по-старому: та же обработка, только вместо навоза поля посыпаются искусственно приготовленными по наукам и агрономиям виллевскими туками, которые так облюбовал г. Аксаков. Главное дело, ни думать, ни соображать не нужно, всякий дурак может хозяйничать. Сдал землю крестьянам на об­работку кругами, за уругу и покосы, купил на взятые у земства в кредит деньги виллевских полных туков, посыпал ими поля, и дело в шляпе — урожай сам-15, загребай денежки. Допустим даже, что такое хозяйство с виллевскими туками будет выгодно (чего, однако, на самом деле не будет, и земство, открыв кредит на туки для подобных хозяйств, прогорит), но редакция «Руси» упустила из виду одну только малость: если все заведут такие хозяйства, то азотистых веществ для удобрения (сернокислого ам­миака, чилийской селитры) не хватит даже для одной только Смоленской губернии. Нельзя, почтеннейший господин, трактовать о подобных вопро­сах, не поучившись химии, хотя в элементарной школе. Естественные науки не то, что другое что-нибудь, тут измышлениями силы не возьмешь — знание нужно. Трубите, но на другой трубе.

* Если иметь в виду только выгодность хозяйства в данном случае, то и интенсивное хозяйство с разведением ананасов, спаржи, шампиньонов, и интенсивное хозяйство с голландским скотоводством, травосеянием, при­купом кормов, винокурением — в особенности если отводить спирт, — и интенсивное хозяйство с искусственными туками могут быть выгодны, могут приносить выгоду хозяину. Когда дело идет о выгоде для хозяина, то и говорить нечего, хотя едва ли будет выгоднее употреблять свой капитал и интеллигентный труд на сельское хозяйство, чем на иные роды деятель­ности. Я полагаю, что гораздо выгоднее будет просто раздавать деньги взаймы, завести кабаки, арендовать казенные земли большими участками и потом раздавать по мелочам крестьянам, которые, по глупости, все за землей лезут, или, наконец, — в особенности кому бабушка ворожит — служить в банке или даже хоть в какой-нибудь палате.

* Но все ли эти интенсивные системы хозяйства имеют какое-нибудь общее значение и могут быть образцами для хозяйства всей территории? Какой смысл в том, что необозримые пространства земли будут пустовать, принося ничтожную пользу тою скудною растительностью, которую про­изводят сами собою, без всякой культуры, одичавшие земли, а на маленьких клочках земли будет вестись интенсивная культура? Неужели не ясна вся нелепость подобной хозяйственной системы?

* Не лучше ли было бы подумать о такой системе хозяйства, при которой земли не пустовали, но на всем их пространстве находились бы в культурном состоянии. Такая экстенсивная система хозяйства, раз она ус­троена рационально, без сомнения, будет выгоднее для страны.

* Когда я садился на хозяйство, то передо мной стоял вопрос: оставить ли главную массу моей земли пустовать и на клочке завести интенсивное хозяйство или утилизировать всю землю, расшириться по поверхности, всю удобную землю привести в культурное состояние?

* Я пошел этим последним путем, я стал расширяться по поверхности и постоянно стремился наипростейшими, всем доступными средствами при­вести всю имеющуюся в моем распоряжении землю в культурное состояние, утилизируя ее соответственно ее качествам. При этом оказалось, что вся эта масса пустующих у нас земель вовсе не представляет бесплодных зе­мель, это одичавшие без культуры земли, которые, оставаясь в диком состоянии, в залежи, накопили в себе такой запас питательного материала, что, будучи подняты, дают тотчас же превосходнейшие урожаи, каких и при интенсивном хозяйстве можно достигнуть только с большим трудом, да и то не вдруг. Я привел выше пример того, что запущенная, одичавшая земля, не производившая ничего полезного, поросшая мхом и щетиной, будучи возделана, дала прекрасный урожай льна и затем урожай хлеба сам-13, такой урожай, какого при том же труде и удобрении невозможно получить на старопахотных землях.

* Опыт моего хозяйства убедил меня, что в этих, повторяю, необозримых пространствах заброшенных, пустующих земель втуне лежат громадные богатства, которые легко, с небольшой сравнительно затратою, извлечь на пользу общую. Мы бедны, у нас нет хлеба, нет денег, а между тем в пустующих землях громадные богатства лежат втуне. Порядок ли это?

* Система хозяйства, которую я веду, есть многопольная, с оставлением земли под травами на долгий срок. В этой системе хлеба чередуются с травами, между которыми главную роль играет клевер. Но мало того, я считаю в известных случаях рациональным ввести в полевую систему куль­туру леса, так чтобы систематически хлеб чередовался с лесною зарослью. Например, по одной системе, хлеб возделывается несколько лет, затем засеваются травы, и земля на известное число лет оставляется под травой, потом опять поступает под хлеб; по другой системе, после хлеба земля обсевается березой и стоит известной число лет под березовой зарослью, а потом опять возделывается под хлеб.

* При обилии земель такие экстенсивные системы с травами или бере­зовыми зарослями совершенно рациональны. Чем оставлять земли пусто­вать без всякого порядка, лучше вести на них систематически даже хлебно-лесное хозяйство. Иным это может показаться смешным, но я утвер­ждаю, что в известных случаях введение систематической культуры березы, которая в системе будет занимать место клевера, может быть очень ра­ционально. Такая, например, система: лен, пар без удобрения, рожь, овес, береза на пятнадцать лет, покос после корчевки и затем опять лен и т. д.

* В моем имении в старину пахалось в трех полях 163 1/2 десятины. В 1871 году я нашел в обработке всего 66 десятин, остальные 97 1/2 были запущены и заросли березняком. 42 десятины были запущены давно и представляли березовые рощи, 55 1/2 десятин были запущены недавно, после «Положения», и представляли мелкие заросли. Я начал с разработки этих 55 1/2, десятин. Производилась эта разработка так: где березняк был уже довольно рослый, его корчевали, что производилось легко, так что хозяй­ственную десятину выкорчевывали в 30 дней; где березняк был мелок, его прямо порубали. Мелкий березняк, прутья, сучья сожигались тут же на месте, из более крупного березняка выбирались дрова, и этими дровами корчевка окупалась. Во время корчевки место находилось всегда под вы­гоном для скота, на следующий же год после корчевки, особенно там, где березняк был густ и росл, появлялась прекрасная трава, при скосе которой получалось не менее 15 коп сена с хозяйственной десятины. Обыкновенно такой укос получался лишь первый год, как показали оставленные для опыта участки, следующие годы укосы были уже гораздо хуже, и затем выкорчеванный участок давал такие же скудные урожаи трав, как и обык­новенные чистые облоги.

* Взяв после корчевки один укос, участок поднимали и по пласту сеяли лен. После льну земля оставалась в пару, слегка удабривалась навозом и засевалась рожью. После ржи следовал лен или овес, и земля поступала в общий введенный у меня 15-польный севооборот: 1) пар, 2) рожь, 3) яровое, 4) пар, 5) рожь, 6) яровое, 7) пар, 8) рожь, 9) трава (клевер с тимофеевкой), 10) трава, 11) трава, 12) трава, 13) трава, 14) трава (первые года на укос, потом на выгон), 15) лен. На распаханных вновь землях, безразлично, были ли это чистые облоги или заросшие более или менее крупным березняком, всегда получались превосходнейшие урожаи льна, ржи. Урожаи ржи, даже при слабом удобрении навозом, достигали иногда сам-12 при посеве \ Vz четверти на хозяйственную десятину. Таких урожаев, какие получались на вновь распаханных землях, я никогда не получал даже при сильном удобрении на старопахотных землях, которые застал в обработке в 1871 году.

* Для примера приведу результаты разработки одного участка в пять хозяйственных десятин.

* Эти пять десятин были запущены, должно быть, тотчас после «Поло­жения», потому что на них был уже порядочный березняк.

* В 1876 году участок был выкорчеван. Зимою 1876—77 года выбраны дрова, весной 1877 — сучья сложены в кучи, и участок окончательно подчищен.

* В 1877 году с участка снято 75 коп прекрасного сена, по дешевой цене, считая на 75 рублей.

* Осенью 1877 года участок поднят шведскими плужками.

* В 1878 году по пласту посеян лен.

* Получено: льняного семени 23 ¹ /2 четверти на          235 рублей

[««]   А.Н. Энгельгардт "12 писем из деревни"   [»»]

www.kara-murza.ru