* Обратимся вновь к послевоенным внешнеполитическим проблемам страны. Ныне в моде представления, согласно которым СССР в последние годы жизни Сталина вел себя на всемирной арене крайне агрессивно или даже чуть ли не ставил человечество на грань Третьей мировой войны. Но, если исходить из реальных фактов, такого рода оценки значительно более уместны по отношению к послесталинскому периоду. Если “бунт” 1948 года в Югославии против СССР не вызвал военного вмешательства, то волнения в июне 1953-го (то есть уже после смерти Сталина) в Восточном Берлине были подавлены с использованием двух танковых дивизий, а при попытке Венгрии выйти из-под эгиды СССР была проведена крупномасштабная военная операция (ноябрь 1956 года — всего через несколько месяцев после считающегося поворотом к “либерализму” ХХ съезда КПСС!). Не приходится уже говорить о доставке в 1962 году немалого количества войск СССР — да еще и с ядерным оружием! — на Кубу, то есть почти на морскую границу США.
* Дело в том, что при Хрущеве совершается многосторонняя “ реанимация ” идеологической и политической “революционности”, которая, в частности, противопоставлялась “консерватизму” сталинского правления (подробнее об этом — далее). Очень характерным выражением сей тенденции является соответствующая “критика” Сталина в хрущевских воспоминаниях.
* Рассказывая о единственном имевшем место в 1946—1952 годах факте перерастания “холодной войны” в “горячую” — о начавшемся летом 1950 года противоборстве тесно связанной с СССР КНДР и армии США, Хрущев подчеркнул: “Должен четко заявить, что эта акция была предложена не Сталиным, а Ким Ир Сеном” [253] (“вождь” Северной Кореи). И Никита Сергеевич с недоумением и даже негодованием поведал, что Сталин был категорически против действительного ввязывания в Корейскую войну, допустив только, чтобы “наша авиация прикрывала Пхеньян” (столицу КНДР) и делала это к тому же сугубо тайно. “Мне осталось совершенно непонятным, — признался Хрущев, — почему, когда Ким Ир Сен готовился к походу, Сталин отозвал наших советников... Ведь он (Ким Ир Сен. — В.К. ), размышлял я, революционер, который хочет драться за свой народ... Если бы мы оказали помощь... то, безусловно, Северная Корея победила бы” (с.68).
* Хрущев утверждал даже (впрочем, возможно, выдумывая), что он дважды решительно спорил со Сталиным, призывая его принять действенное участие в Корейской войне, но тот “враждебно” и “очень остро реагировал” на эти хрущевские предложения (с.67, 68).
* Словом, нынешняя версия об особенной агрессивности Сталина в 1946 — начале 1953 года по меньшей мере сомнительна. Хотя СССР, конечно же, противостоял США (и Западу в целом), реальные действия заокеанского соперника были гораздо более агрессивными — что столь очевидно выразилось в Корейской войне. Ведь СССР граничит с Кореей, а США отделяют от нее ни много ни мало 8 тысяч км, и тем не менее американская армия, насчитывавшая несколько сот тысяч (!) военнослужащих, сражалась на корейской земле, потеряв более 54 тысяч человек убитыми...
* Могут, конечно, возразить, что Сталин в данном случае предпочел воевать “чужими руками” — главным образом китайскими (Хрущев, в частности, не без огорчения упомянул о том, что в ходе Корейской войны “погиб китайский генерал, сын Мао Цзэдуна”. — с.69). Но факт остается фактом: после завершения Второй мировой и до смерти Сталина боевых действий СССР не предпринимал, хотя при этом рисковал отдать под эгиду США Северную Корею (Хрущев, между прочим, привел такие сталинские слова: “Ну, что ж, пусть теперь на Дальнем Востоке будут нашими соседями Соединенные Штаты Америки. Они туда придут...” — Там же, с. 68), а ранее, в 1948-м, утратил свое влияние в Югославии...
* Поэтому совершенно безосновательна точка зрения уже упоминавшегося Радзинского, который в конце своего опуса “Сталин” утверждает, что если бы Иосиф Виссарионович не скончался 5 марта 1953 года, он вскоре же развязал бы новую мировую войну. В предыдущей главе моего сочинения сообщалось о тщетных попытках “революционно” настроенных югославских лидеров побудить Сталина поддержать антизападное восстание в Греции. Хотя Иосиф Виссарионович, будучи марксистом, полагал, что в конечном счете весь мир станет социалистически-коммунистическим, он все же не имел планов расширения военным путем той “советской зоны”, которая создалась в результате Победы 1945 года, и даже не предпринял в 1948 году “силовой” акции против отколовшейся Югославии — что представляет явный контраст с действиями Хрущева в 1956 году в отношении Венгрии.
* При этом важно учитывать, что в 1948 году в компартии Югославии, в том числе в ее высшем руководстве, имелось весьма значительное количество людей, которые в разразившемся конфликте были на стороне СССР. Достаточно сказать, что в течение 1948 года более 55 тысяч членов КПЮ (в том числе — что многозначительно — 1722 сотрудника органов внутренних дел) пришлось исключить из нее, 16 312 из них были брошены в концлагеря (среди них — два члена Политбюро ЦК КПЮ — С. Жуйович и А. Хербанг), а некоторые деятели были просто убиты — в частности начальник Верховного штаба югославской армии А.Йованович; наконец, тысячи югославских коммунистов стали эмигрантами [254] .
* В Москве хорошо знали о положении дел в Югославии (так, например, член Политбюро и генеральный секретарь Народного фронта СФРЮ Жуйович тайно информировал посла СССР о самых “секретных” обстоятельствах. — Там же, с.347), и естественно было прийти к выводу, что военное вмешательство СССР может получить достаточно существенную поддержку внутри самой Югославии. Тем не менее нет никаких сведений хотя бы о планировании подобного вмешательства. Правда, Хрущев привел в докладе на ХХ съезде следующие слова Сталина: “Вот шевельну мизинцем — и не будет Тито. Он слетит...” — и прокомментировал их так: “Сколько ни шевелил Сталин не только мизинцем, но и всем, чем мог, Тито не слетел” [255] .
* Можно допустить, что Иосиф Виссарионович действительно высказался в этом духе, но вместе с тем как раз Хрущев “шевелил, чем мог”, в Венгрии в ноябре 1956 года — спустя всего девять месяцев после его цитированного доклада, — а в 1948 году ничего подобного не произошло.
* Из этого, разумеется, отнюдь не вытекает, что Сталин был “человечнее” Хрущева; его отказ от военной акции против Югославии уместно объяснить преодолением “ революционизма ”, который, напротив, стал реанимировать, придя к власти, Хрущев. В предыдущей главе сообщалось, что 1 марта 1948 года вождь Югославии выразил полное согласие с тезисом: “... политика СССР — это препятствие к развитию международной революции”. И “примирение” с Югославией, первый шаг к которому Хрущев сделал уже в июне 1954 года, направив соответствующее послание ЦК КПСС в Белград, основывалось именно на своего рода восстановлении в СССР “революционного” духа.
* Для Сталина же СССР был прежде всего и главным образом государством , одной из двух великих держав, действовавшей на мировой арене на основе (при всех возможных отступлениях и искажениях) правового статуса, установленного Ялтинской и Потсдамской конференциями 1945 года, — что с очевидностью выразилось и в крайне минимальном участии СССР в Корейской войне, и в отказе от военной акции в отношении “предательской” Югославии.
* Современный американский историк Дэвид Холловэй, объективно исследовав развитие событий в послевоенный период, пришел к уверенному выводу: “Сталин хотел использовать давление для достижения своих целей, но он не хотел развязать войну. Хотя его политика вызывала тревогу на Западе — к чему он и стремился, — в ретроспективе ясно, что Сталин вел себя осторожно и в конце концов он отказался бы от своих целей, чтобы избежать войны” [256] .
* Другое дело, что в руководстве СССР — в частности военном — были люди, настроенные иначе. Не могу забыть, как в 1975 году один из прославленных полководцев Второй мировой войны, главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров в присутствии множества людей гневно воскликнул, прервав мою речь: “Проморгали Константинополь, проморгали!!” Это “агрессивное” заявление прозвучало на вечере, посвященном Ф. И. Тютчеву, участниками которого были знаменитый певец И. С. Козловский, столь же знаменитый артист
М. И. Царев, литературовед, правнук поэта К. В. Пигарев. Я, которому было поручено вести этот вечер, имел “неосторожность” заметить, что, по убеждению (я, правда, оговорил — “утопическому”) Тютчева, Константинополь в будущем станет одной из столиц Российской державы. А, как известно, в конце сентября 1944 года наши танки, вышедшие на южную границу Болгарии, находились на расстоянии одного броска от древнего средоточия Православия, и вполне вероятно, что Павел Алексеевич, бывший тогда заместителем командующего бронетанковыми и механизированными войсками страны, предлагал Верховному Главнокомандованию осуществить этот несложный в ту пору бросок, но получил категорический отказ; напомню, что Сталин позднее резко возразил югославским лидерам, предлагавшим поддержать восстание в Греции, ибо, как он сказал, Великобритания и США “не допустят разрыва своих транспортных артерий”.
* Словом, мнение, согласно которому Сталин планировал развязать Третью мировую войну, является заведомым вымыслом. Это, в частности, подтверждается следующим фактом: 4 апреля 1949 года был создан военно-политический союз — Организация североатлантического договора (НАТО), в который вошли США, Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Канада, Италия, Португалия, Норвегия, Дания, Исландия и, позднее, в 1952-м, Греция и Турция. Между тем противостоявший НАТО союз, известный под названием Варшавского договора , был создан только через шесть лет, 14 мая 1955 года, когда Хрущев, сместив 8 февраля с поста председателя правительства Маленкова, стал уже полновластным “вождем”.
* Конечно, противостояние Запада и “соцлагеря” было непримиримым и до заключения Варшавского договора, но все же достаточно существенно, что официальное утверждение этого противостояния реализовал не Сталин, а Хрущев. Речь при этом идет вовсе не о каком-либо “осуждении” Никиты Сергеевича, а об адекватном понимании и мировой политической ситуации, и внешней политики СССР.
* Во-первых, Запад выступил инициатором (и далеко опередил СССР!) создания военного блока, с очевидностью заостренного против нашей страны, а во-вторых, через шесть лет именно Хрущев с его “революционистским” сознанием сделал ответный ход, “оправдываемый”, впрочем, тем фактом, что 27 февраля 1955 года, то есть за два с половиной месяца до заключения Варшавского договора, в НАТО вступила ФРГ, — а это было, если прибегнуть к “недипломатическому” выражению, наглым актом Запада (в части 1-й этого сочинения, посвященной Второй мировой войне, сообщалось, что Черчилль в 1945 году мечтал о войне против нас вместе с германской армией, — и вот через десять лет его “мечта” потенциально реализовалась...). Было поэтому естественно, что Варшавский договор 1955 года объединил с войсками СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии также и армию ГДР...
* Не исключено такого рода возражение: Сталин не проявлял той “воинственности”, которая выразилась в ряде акций Хрущева, потому, что страна в первое время после Второй мировой войны была слишком ослабленной. Правда, к тому моменту, когда послесталинская власть бросила в атаку на берлинское население — в двух шагах от расположения оккупационных войск США, Великобритании и Франции! — две танковые дивизии, миновало всего три с половиной месяца со дня смерти Сталина, и военная мощь страны не могла сколько-нибудь значительно вырасти... И даже если принять во внимание это возражение, нельзя отрицать, что воинственность СССР на мировой арене в послесталинское время с очевидностью увеличилась (а не наоборот).
* * * *
* Вышеизложенное наверняка будет воспринято теми или иными читателями как своего рода апология Сталину — в противовес Хрущеву (и опять-таки одни будут этим возмущаться, а другие радоваться). Однако, как мне уже не раз представлялось необходимым подчеркивать, суть дела вовсе не в личных качествах Сталина и Хрущева, но в объективном ходе истории. Поведение Сталина на внешнеполитической сцене диктовалось не каким-либо его “миролюбием”, а тем, что он в определенной мере осознавал тогдашнюю геополитическую ситуацию (что ясно выразилось в его решительном отказе от попытки присоединить имевшую важное значение в Средиземноморском бассейне Грецию к “соцлагерю”). Но вместе с тем (об этом уже шла речь в предыдущей главе) Сталин, очевидно, не осознавал бесперспективности вовлечения в геополитическое поле России-Евразии оккупированных в ходе войны стран Восточной Европы. Сам по себе тот факт, что эти страны в результате Победы оказались под контролем СССР, был естествен и, в сущности, неизбежен — что признавали позднее и некоторые способные к беспристрастным суждениям западные историки. Но в геополитическом плане “присоединение” европейских стран к Евразии не имело сколько-нибудь надежного будущего.
* Ф. М. Достоевский сто двадцать с лишним лет назад очень едко, но и столь же метко писал о будущем европейских славян (все им сказанное тем более относится к другим восточноевропейским народам). Он констатировал, что, по их убеждению, “они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс... Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства... славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными”. Поэтому, заключал Достоевский, у России “и мысли... быть не должно никогда, чтобы расширить за счет славян свою территорию, присоединить их к себе политически...” [257]
* Но не забудем, что это присоединение было неизбежным последствием Победы 1945 года — ее оборотной бедой . Да, именно бедой, ибо позднейший откол “соцлагеря” с его 140-миллионным населением явился первотолчком распада самого СССР...
* Из изложенного выше естественно сделать вывод, что нынешнее преувеличение агрессивности внешней политики СССР имеет сугубо тенденциозный характер. Запад и, прежде всего, США были намного более агрессивны; достаточно указать на тот общеизвестный факт, что по всему периметру границ СССР были, начиная с 1946 года, созданы их мощные военные базы. И эта западная агрессивность вполне объяснима. Уже к середине ХV века Западная Европа “обогнала” остальной мир в плане динамичности и технологического развития и, начав покорение других континентов, за сравнительно короткий срок так или иначе подчинила себе обе Америки, Африку, Австралию и преобладающую часть Азии. Только Евразия-Россия, несмотря на ее соседство с Западом и отсутствие отделяющих ее от него океанов или хотя бы горных хребтов, не была покорена — несмотря на то, что натиск на Россию с Запада начался еще в ХI веке! Эта “непокоряемость” в конечном счете породила русофобию — в буквальном смысле страх перед Россией, — хотя последняя никогда не предпринимала агрессивных походов на Запад * . С 1812 года и до наших дней на Западе имеет хождение фальшивка — так называемое “Завещание Петра Великого”, в котором грядущей целью России объявлено завоевание Европы и мира в целом. В 1946 году историк Е. Н. Данилова опубликовала подробное исследование о многократном использовании этого “документа” в западной пропаганде [258] . И вполне закономерно, что после Победы 1945 года русофобия Запада чрезвычайно резко возросла.
* Никуда не деться от того факта, что первым очевидным, откровенным выражением так называемой холодной войны Запада и СССР явилась уже упомянутая русофобская речь Черчилля 5 марта 1946 года, на которую не мог не ответить Сталин. В изданном в 1991 году широком по замыслу и вместе с тем скрупулезном исследовании А. М. Филитова об истории холодной войны, комментирующем множество западных исследований на эту тему, показано, в частности, что эта война сразу же весьма существенно сказалась на внутренней жизни США. Речь идет о кампании борьбы с “антиамериканизмом” * * : “... эта кампания предшествовала (курсив А. М. Филитова. — В.К. ) той, что развернулась в СССР в виде “ждановщины” *** — гонений на писателей и ученых, на “безродных космополитов”. Разумеется, это вовсе не означает, что Сталин “имитировал” Трумэна или что американская “охота на ведьм” явилась причиной соответствующих явлений в СССР... Скорее можно говорить о параллелизме, о сходстве “трумэнизма” (если употребить новообразование Дж. Гэддиса **** ) со сталинизмом — по крайней мере в том, что касается манипуляций фактами, апелляций к инстинктам толпы, нагнетания атмосферы страха...” [259]
* Следует, ради истины, добавить к этому, что в СССР, где еще сохраняла свою силу “революционная” беспощадность, аналогичная “кампания” привела к более прискорбным последствиям, чем в США. Но те или иные гонения 1946—1954 годов на “антиамериканизм” в США — в стране, которая со времен Гражданской войны 1861—1865 годов не знала захватывающих общество в целом острых конфликтов, — воспринимались многими как нечто кошмарное.
[««] Вадим Кожинов Россия. Век XX (1939-1964) Опыт беспристрастного исследования. [»»]