* Исследователь перипетий президентской политики в США констатирует: “В ноябре 1946 г. Трумэн издал указ № 9806, согласно которому учреждалась временная президентская комиссия по проверке “лояльности” государственных служащих. Через несколько месяцев временная комиссия была преобразована в постоянное управление, вплотную занявшееся проверкой политической благонадежности более двух с половиной миллионов американцев... были уволены тысячи людей, обвиненных в “антиамериканизме”... С легкой руки президента Трумэна началась пресловутая “охота на ведьм”, наложившая мрачный отпечаток на всю послевоенную историю Соединенных Штатов” [260] .
* Чрезвычайно активизировалась тогда же и существовавшая с 1938 года при конгрессе (то есть представительной власти) США Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности , которая предъявляла обвинения не только государственным служащим, но и любым гражданам страны. Чтобы показать результаты ее “работы”, достаточно, полагаю, вспомнить, что был подвергнут суровым допросам и лишен ответственных постов “отец” атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, а “корифей” кинематографа Чарли Чаплин вынужден был эмигрировать из США. Ряду менее знаменитых “антиамериканцев” пришлось побывать в тюремном заключении (о чем еще будет речь), а общеизвестные супруги Розенберг были в 1950 году арестованы и окончили жизнь на электрическом стуле 19 июня 1953 года.
* Правда, эти люди обвинялись в тяжком преступлении — атомном шпионаже в пользу СССР, но в последнее время и у нас, и за рубежом публикуются сведения, согласно которым Розенберги, хотя и были повинны в “антиамериканизме”, не совершали того, за что они были казнены (см., например, воспоминания одного из главных руководителей “атомной разведки” СССР Павла Судоплатова [261] и исследование англичанина Филиппа Найтли о шпионаже в ХХ веке, где Розенберги предстают в качестве “козлов отпущения” [262] ). А это означает, что казненные супруги — жертвы царившей в США в 1946—1954 годах “атмосферы”.
* Обсуждаемая проблема важна потому, что борьба против “антипатриотизма” в СССР в послевоенные годы преподносится ныне чаще всего в качестве присущих только нашей стране политической истерии и злодейства. Как уже сказано, в СССР, где еще не столь уж давно разразился катаклизм Революции (включая “вторую революцию” в деревне 1929—1933 годов), борьба против “антипатриотизма” привела к более тяжелым последствиям, нежели борьба против “антиамериканизма” в США, но прямое соответствие тогдашней ситуации в обеих странах очевидно.
* * * *
* Как отметил А. М. Филитов, кампания борьбы против “антиамериканизма” (то есть, в сущности, “антипатриотизма”) началась в США раньше , чем в СССР, уже в 1946 году, — хотя исследователь допустил тут же неточность, неоправданно упомянув о “ждановщине”, которая имела место как раз в 1946 году. Дело в том, что Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах “Звезда” и “Ленинград” и посвященный ему доклад (вернее, два доклада — 15 и 16 августа) секретаря ЦК А. А. Жданова едва ли есть основания считать направленными против “антипатриотизма”.
* В тексте Постановления ни разу не употреблено слово “антипатриотизм” (и, равным образом, “патриотизм”), зато всего на трех с половиной его страницах около тридцати раз встречаются различные образования от слова “советский”, — в том числе “несоветский”, “чуждый советскому” и даже “антисоветский”. Правда, употреблено и выражение “несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой”, однако и здесь противопоставлено именно “советское” и “буржуазное”, а не “патриотическое” и “антипатриотическое”. И о поэзии Анны Ахматовой сказано как о “буржуазно-аристократической”, а не “антипатриотической” [263] .
* В собственно ждановском тексте наиболее “выразительны” слова, которые и тогда цитировались чаще всего: “Мы уже не те русские, какими были до 1917 года... Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, которые в корне (Выделено мною. — В. К. ) изменили облик нашей страны” [264] . Именно такой смысл и такую направленность Постановления ЦК 1946 года выявил в опубликованной в 1995 году обстоятельной статье Сергей Куняев [265] .
* Что же касается борьбы против антипатриотизма — она началась в следующем, 1947 году. Это может показаться странным и даже абсурдным: в августе 1946 года атака направлена в одну сторону, а всего через девять месяцев, в мае 1947-го, — по сути дела в прямо противоположную. Но, как уже не раз говорилось в моем сочинении — особенно в первом его томе, публиковавшемся в “НС” в 1993 — 1998 годах, — в СССР сосуществовали (на различных этапах в совершенно разных соотношениях) и нередко вступали в открытую борьбу и антипатриотическое, и патриотическое начала.
* Во время войны “патриотами” стали даже те, от кого, казалось бы, никак нельзя было этого ожидать... Но в своей уже цитированной речи, произнесенной через девять месяцев после 9 мая — 9 февраля 1946 года, — Сталин, ни разу не употребив слова “патриотизм” (не говоря уже о словах “Россия” и “русский”), всячески подчеркивал, что победил “советский строй”, “Коммунистическая партия”, “Красная Армия” и т.п. И такое решение проблемы легло в основу принятого спустя полгода, 14 августа 1946-го, Постановления ЦК о ленинградских журналах. Они подверглись атаке не за “антипатриотизм”, а за их “несоветский” — а отчасти даже “антисоветский” — характер (другой вопрос — насколько справедливо было обвинение).
* В “общем мнении”, которое в период “гласности” выразилось открыто и резко, то, что произошло в августе 1946 года, толковалось как злодейская акция секретаря ЦК А. А. Жданова — своего рода сатанинской фигуры, стремившейся задавить все, так сказать, живые и подлинные литературные силы, которые еще сохранились — несмотря на предшествующие “чистки” — в Ленинграде с его культурными традициями и его — пусть и относительной — самостоятельностью, неполной подчиненностью центральной власти, чьи руки не всегда доходили до “вольнодумного” города на Неве.
* Но это представление — миф, подобный тому мифу о главном палаче Берии, о котором шла речь выше. Безосновательность мнения о Жданове как уникальном душителе культуры ясна из того, что с конца 1934-го до конца 1944 года именно он был “хозяином” Ленинграда — 1-м секретарем обкома и горкома партии, — и, значит, именно под его эгидой и смогли сохраниться те самые литературные силы, которые подверглись атаке в августе 1946 года! К тому же после переезда Жданова в Москву его сменил в Ленинграде его ближайший сподвижник, еще с 1938 года являвшийся 2-м секретарем Ленинградского обкома и горкома, А. А. Кузнецов, а когда последний в марте 1946-го вслед за своим патроном перебрался в Москву, его место занял П. С. Попков, который с 1939 года был председателем Ленгорсовета.
* В 1988 году было трехмиллионным тиражом опубликовано вздорное сочинение Юрия Карякина “Ждановская жидкость”, или против очернительства” [266] . Определение “вздорное” уместно уже хотя бы из-за данного автором своему сочинению заглавия. Ибо эта самая “жидкость”, изобретенная в прошлом веке инженером Н. И. Ждановым, — превосходное средство для уничтожения зловония и вредоносных бактерий. А это значит, что озаглавить свое сочинение подобным образом имел основания автор, всецело одобряющий А. А. Жданова, а не проклинающий его!.. Карякинская статья представляла собой выражение в печати давно и широко распространенных домыслов и слухов, связанных прежде всего с драматическими судьбами подвергшихся атаке в августе 1946-го виднейших писателей-ленинградцев — Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Но обратимся не к слухам, а к фактам .
* В мае 1940 года — то есть на шестом году правления Жданова в Ленинграде — после семнадцатилетнего (с 1923-го) перерыва было издано весьма большим для того времени тиражом 10 тыс. экз. самое солидное собрание произведений Ахматовой “Из шести книг”. Это “воскрешение” поэта, без сомнения, не могло осуществиться без ведома Жданова.
* Правда, несколько членов Комитета по Сталинским премиям — среди них и член ЦК ВКП(б) А. А. Фадеев, — явно слишком увлекшись, тут же выдвинули ахматовскую книгу на эту верховную премию. И нашелся идеологически “бдительный” доносчик, который в сентябре, то есть четыре месяца спустя после издания книги, отправил соответствующую записку на имя Жданова. И, надо думать, именно потому, что книга вышла в его епархии, он, опасаясь последствий для самого себя, распорядился 29 октября об “изъятии” книги (хотя, как известно из ряда свидетельств, она к тому моменту давно разошлась...) Из этого факта многие авторы делают вывод, что Жданов уже в 1940 году напрочь “запретил” Ахматову. Однако в следующем же 1941 году в журнале “Ленинград” публикуется цикл ее стихотворений!
* А в 1942 году, когда Анна Андреевна находилась в эвакуации в Ташкенте, Жданов, позвонив 2-му секретарю (по идеологии) ЦК КП(б) Узбекистана Н.А.Ломакину, дал указание позаботиться о бытовых условиях Ахматовой и помочь изданию ее произведений (весной 1943 года, в тогдашних труднейших обстоятельствах, “Избранное” поэтессы вышло в Ташкенте, да еще и 10-тысячным тиражом). Об этом есть позднейшие сообщения двух свидетельниц, которые, следует сказать, крайне негативно относились к Жданову, но все же сочли нужным упомянуть о его “жесте” [267] (надо учитывать, впрочем, что 8 марта 1942 года стихи Ахматовой появились на страницах “Правды” — возможно, без ведома Жданова, — а в начале мая даже вошли в юбилейный сборник, изданный к 30-летию “главной” газеты).
* Наконец, вскоре же после возвращения (31 мая 1944 года) Анны Андреевны в Ленинград, в июльско-августовском (сдвоенном по условиям времени) номере журнала “Звезда” и в №10—11 журнала “Ленинград” публикуются ее стихотворения. И за два года, к августу 1946-го, только в ленинградских журналах появилось около сорока ахматовских стихотворений (что по тогдашним временам весьма немало), и десятитысячным тиражом вышла ее объемистая книга “Стихотворения. 1909—1945” — вышла, увы, как раз в канун Постановления ЦК, и тираж книги был тут же уничтожен; то же самое произошло и с изданной тогда же в Москве (где Жданов уже полтора года ведал идеологией) 100-тысячным тиражом небольшой книжкой Анны Ахматовой “Избранное”. И если исходить из фактов (а не слухов), этот прискорбный итог был в сущности совершенно неожиданным ...
* Обратимся к судьбе Михаила Зощенко. С 1935 года (то есть с начала правления Жданова в Ленинграде) до середины 1946-го было издано полтора десятка его книг, не говоря уже о многочисленнейших публикациях в периодике. В 1939 году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени — что едва ли могло осуществиться без согласия Жданова. В 1945 году преемник Жданова А. А. Кузнецов после просмотра спектакля по одной из пьес Зощенко сделал в книге отзывов одобрительную запись (в 1947 году супруга писателя в своем послании Сталину, сообщая, что она была “буквально потрясена” атакой на Зощенко, упомянула, в частности, о том, что А. А. Кузнецов его “любил” и “признавал” [268] ). 26 июня 1946 года — то есть всего за полтора месяца до Постановления — 2-й секретарь Ленинградского горкома, опять-таки ближайший сподвижник Жданова с 1940 года, когда он, Я. Ф. Капустин, стал секретарем (пока еще не 2-м) горкома, утвердил М. М. Зощенко одним из восьми членов редколлегии “Звезды”, которая являлась главным ленинградским “литературно-художественным и общественно-политическим журналом” [269] . Стоит еще сказать, что именно в 1946 году были изданы три (!) книги писателя. Словом, грозу, разразившуюся над Михаилом Михайловичем в августе этого года, было невозможно предвидеть...
* Тем не менее в ряде сочинений, посвященных судьбе Зощенко, утверждается, что гроза собиралась задолго до августа 1946 года, ибо писатель не раз подвергался и суровой критике, и вниманию “органов” Госбезопасности. Но авторы этих сочинений демонстрируют тем самым свое незнание (или же нежелание знать) общего характера эпохи. “Критика и самокритика” были обязательным и постоянным явлением всей идеологической жизни, и весьма сокрушительной критике подвергались даже такие несомненные “любимцы” Сталина, как Фадеев, Симонов и Эренбург. Неизбежным было и внимание НКВД-НКГБ-МГБ. Так, например, в записке, приложенной к проекту Указа о награждении писателей орденами, направленном в июле 1939 года Сталину, сообщалось, что “в распоряжении НКВД имеются компрометирующие в той или иной степени материалы” на целый ряд представленных к орденам писателей, среди которых названы “Инбер В.М., Светлов (Шейнсман * ) М.А., Асеев Н.Н., Катаев В.П., Маршак С.Я., Павленко П.А., Погодин (Стукалов) Н.Ф., Тихонов Н.С., Лавренев Б.А., Леонов Л.М., Панферов Ф.И., Толстой А.Н., Федин К.А., Шагинян М.С., Шкловский В.Б., Сурков А.А.(!)” [270] . Но все они свои ордена получили и ничего подобного пережитому Зощенко М.М. не испытали. И, между прочим, Михаил Михайлович, вместе с перечисленными получивший тогда орден, в перечне тех, “на кого” в НКВД “имеются компрометирующие в той или иной степени материалы”, не значился...
* Словом, попытки некоторых авторов представить Зощенко изначально “крамольным” и потому особенно “гонимым” писателем, жестокая расправа с которым в августе 1946 года явилась естественным итогом всего предшествующего, явно несостоятельны — о чем, в частности, свидетельствует издание в 1946 году (вернее, в первой его половине) трех зощенковских книг сразу (как и двух ахматовских книг в то же время).
* Со временем становится все более очевидным, что, выражаясь попросту, дело было не в самих Михаиле Зощенко и Анне Ахматовой; они представляли собой только более или менее “подходящий материал” для осуществления весьма далекой от них “задачи”. Особенно весомым аргументом в пользу такого решения проблемы является тот факт, что всего через девять месяцев после столь разгромного Постановления, 13 мая 1947 года, Сталин “разрешил” публиковать произведения ужаснейшего антисоветчика Зощенко, и уже в сентябрьском номере самого солидного журнала “Новый мир” появился десяток его рассказов! Константин Симонов, который вскоре после Постановления был назначен главным редактором “Нового мира”, уже в апреле 1947-го обратился к самому Жданову за разрешением опубликовать зощенковские рассказы. Правда, Жданов не отважился дать какой-либо ответ — и это, как мы увидим, весьма многозначительный факт. Но 13 мая Симонов вместе с Ждановым был на совещании у Сталина, задал последнему тот же вопрос и немедля получил положительный ответ [271] .
* Вращаясь в “верхах”, Симонов к тому времени, когда он “дерзнул” поставить вопрос о возвращении в печать Зощенко, так или иначе сознавал, что — как он впоследствии писал — “выбор прицела для удара по Ахматовой и Зощенко был связан не столько с ними самими”, сколько с феноменом “Ленинград” вообще, ибо “к Ленинграду Сталин и раньше, и тогда, и потом относился с долей подозрения” (там же, с.109, 110).
* “Вторая” столица страны как бы претендовала — по крайней мере в глазах Сталина — на определенную независимость от центральной, московской власти. И суть дела была аргументированно выявлена не так давно в исследовании молодого историка Д. Л. Бабиченко [272] . На заседании Оргбюро ЦК 9 августа 1946 года, на котором и было “выработано” пресловутое Постановление, главным нападкам подвергся тот факт, что по воле Ленинградского горкома журнал “Звезда” был в начале 1946 года превращен из общесоюзного в собственно ленинградский и 26 июня Зощенко утвердили членом его редколлегии; притом, поскольку журнал стал ленинградским, это утверждение уже не требовало санкции Москвы...
* Чтобы яснее представить себе ход событий, следует сказать о роли Г. М. Маленкова. Как установлено Д. Л. Бабиченко и другими историками, между Маленковым и Ждановым в это время шла острая борьба за “второе” место в партийной иерархии. И после того как 13 апреля 1946 года Сталин на заседании Политбюро подверг критике т.н. “толстые журналы”, назвав при этом “ самым худшим ” из них московский “Новый мир”, Маленков сумел к августу переориентировать внимание вождя на журналы Ленинграда, которые еще не столь давно находились под эгидой Жданова (до 1945 года) и его ближайшего сподвижника А. А. Кузнецова (до марта 1946-го). И на заседании Оргбюро 9 августа 1946 года 1-му секретарю Ленинградских обкома и горкома П. С. Попкову (то есть преемнику Жданова и Кузнецова) пришлось под нажимом Маленкова признать, что его непосредственный подчиненный, 2-й секретарь Ленинградского горкома Я. Ф. Капустин, “самовольно” превратил “Звезду” в свою вотчину и утвердил Зощенко членом ее редколлегии.
* Пожалуй, особенно “опасным” фактом явилось то, что, как вынужден был признаться Попков, об изменении статуса “Звезды” было сообщено в Москву секретарю ЦК А. А. Кузнецову, но этот вчерашний ленинградец, по-видимому, никак на это не отреагировал, вроде бы “покрывая” самовольщиков... (Бабиченко, цит. соч., с.130).
* В результате 2-й секретарь Ленинградского горкома Я. Ф. Капустин “заработал” тогда партийный выговор, а секретарь Ленинградского горкома по пропаганде И. М. Широков, который непосредственно нес ответственность за печать, был снят с работы * .
[««] Вадим Кожинов Россия. Век XX (1939-1964) Опыт беспристрастного исследования. [»»]