* Но ведь урожай 1945 года составил 43,7 млн. тонн [166] — в два с лишним раза меньше, чем в 1940-м (95,6 млн. тонн), — из которых к тому же, как сообщает сам В. П. Попов, 16,9 млн. тонн было выделено в запасной фонд (с. 129), т. е. для потребления осталось всего 30,4 млн. тонн. Это значит, что на душу населения пришлось в среднем 178 кг на год, то есть всего 488 г на день. Если учесть, что сельское население так или иначе имело — в сравнении с горожанами и, тем более, с огромной армией (12,8 млн. человек в середине 1945 года) — дополнительные источники продовольствия (умело возделанные деревенские огороды, домашний скот и птица, рыбная ловля, собирание грибов, ягод и т. п.), вполне “справедливо” было превосходство — “за счет” сельских жителей — норм распределения хлеба среди горожан и солдат (от 300 до 800 г в день).
* Правда, В. П. Попов возмущается не самой по себе столь ничтожной “нормой” выдачи хлеба жителям села, а тем, что, как он пишет, “государство располагало необходимыми (выделено мною. — В. К. ) запасами зерна, которые могло и было обязано использовать для помощи голодающим районам” (с. 129). Но это непродуманное и, прошу извинить за резкость, безответственное суждение; характерно, что в самом тексте В. П. Попова закономерно возникло “противоречие”: он сам называет запасы “ необходимыми ”, но тут же настаивает, что государство-де “ могло ” отменить эту “необходимость”, — хотя тогда нельзя было не думать и о явной угрозе войны с недавними “союзниками”, и о каком-либо стихийном бедствии, которое и в самом деле разразилось в следующем году в виде грозной засухи, и если бы “запасы” 1945 года были к середине 1946 года “использованы”, то есть проедены, голод приобрел бы, наверное, совсем уж катастрофический характер...
* А в предисловии к цитированной книге В. П. Попова, написанном А. И. Солженицыным, выражено крайнее негодование именно в связи с тем, что (см. выше) “признается “норма” потребления зерна колхозником — 200 граммов в день... Да была ли в истории где-либо, когда — такая власть: неуклонно ведущая свой народ к вымиранию?…” (с. 5, 6).
* Из этих слов неизбежно вытекает, что власть, стремясь “выморить” народ, не давала ему якобы имевшийся у нее в достатке хлеб... Но, во-первых, в таком случае необходимо было объяснить, почему власть стремилась уничтожить крестьянство (без которого страна — да и сама власть — не могла бы существовать), а во-вторых, показать, куда же девали не предоставляемый народу хлеб?
* На первый вопрос едва ли можно найти вразумительный ответ, но по второму вопросу в “обличительной” публицистике последнего времени не раз утверждалось, что хлеб пожирала “номенклатура”.
* В упомянутой книге В. Ф. Зимы о голоде 1946—1947 годов есть главка в духе этой самой публицистики — “Благополучие для номенклатуры”, однако, опровергая, по сути дела, свой собственный обличительный запал, историк на основе бесспорных документов сообщает, что даже “руководящие работники... отнесенные... к 1-й группе ” не очень уж объедались: “Хлеб ограничивался из расчета по 1 кг в день и не более ”, а “на среднем уровне управленческой пирам иды хлеб нормировался и выдавался по группам, приравненным к рабочим 1-й и 2-й категории” (с. 56. Выделено мною. — В. К. )
* Притом, нельзя не учитывать, что никакая власть не может допустить полуголодного состояния ее носителей, от деятельности которых зависит (хотя бы потенциально) весь ход жизни страны, а кроме того, “номенклатура” — весьма незначительная часть населения; в известном резко критическом трактате Михаила Восленского “Номенклатура” подсчитано, что она составляла максимум 0,4% населения страны [167] , и если каждый ее представитель в 1945—1947 годах получал в среднем “лишних” 500 г хлеба в день, отъятие и распределение среди населения в целом этих “излишков” дало бы совершенно микроскопический результат — примерно 2 грамма (!) хлеба в день на душу населения страны...
* Да и вообще нет оснований говорить об особом “благополучии номенклатуры” в первые послевоенные годы (позднейшие времена — дело другое). Власть осуществляла, без сомнения, чрезмерные затраты на “большую политику ”, но, так сказать , в бытовой сфере режим строгой экономии соблюдался на всех уровнях.
* В связи с этим позволю себе опять-таки сослаться на личный опыт. Незадолго до окончания мною (в июне 1948-го) 16-й московской школы рядом с ней начал заселяться жилой “спецдом” Совета Министров СССР, построенный по проекту знаменитого И. В. Жолтовского * (Большая Калужская ул. — ныне Ленинский просп., дом № 11). И в моем классе появились сыновья “номенклатуры”, в том числе юноша с редким именем Рутений (уменьшительное — Рута) Кабанов. Само его имя — деталь, так сказать, историческая, ибо в первые два десятилетия после 1917-го детей называли, в частности, “научно-техническими” именами: Рутений — это 44-й элемент менделеевской таблицы; отец Руты в год его рождения учился в Московском электромашиностроительном институте, а сей элемент имеет важное применение в электроприборах.
* Этот отец моего соученика и приятеля, И. Г. Кабанов (1898—1972), в 1937-м стал одним из наркомов РСФСР, а ко времени вселения в новую квартиру на Большой Калужской был одним из главных союзных министров — электропромышленности и депутатом Верховного Совета СССР; на ХIХ съезде партии он стал кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, то есть вошел в совсем уж малое количество верховных правителей страны (как сказано, всего лишь 36 членов и кандидатов в члены Президиума) ** .
* Тем не менее я, не раз бывавший в гостях у его сына, могу засвидетельствовать, сколь скромным было жилище этого носителя высшей власти страны. Он обитал с женой, сыном, дочерью (также школьницей) и обязательной тогда в привилегированных семьях “домработницей” в двухкомнатной квартире с “совмещенным санузлом” (в то время, впрочем, это представлялось изысканной новинкой). Правда, одна из двух комнат квартиры была весьма просторной (рассчитанной, вероятно, на большие “приемы” у министра), и в ней имелась перегородка на колесиках, задвигавшаяся вечером, — дабы сын и дочь министра спали во вроде бы отдельных помещениях...
* Помню, что мне-то, жившему в “коммуналке” на три семьи, квартира министра казалась превосходной, но сегодня нельзя не придти к выводу, что в послевоенные годы страна экономила на всем — в том числе и на быте верховных правителей. Я не исключаю, что позднее, когда я уже не посещал Руту Кабанова, его отец получил намного более обширное жилище, но факт остается фактом: виденная мною квартира одного из верховных правителей много говорит и о послевоенном состоянии страны вообще, и о том, как тогда вела себя власть. Огромные — и, надо прямо сказать, совершенно непомерные в то время для страны — средства тратились (о чем еще будет речь) на мировую политику , но не на самих политиков...
* В частности, определенная часть хлеба вывозилась за границу — в страны Восточной Европы, в том числе в восточную Германию(!), что делалось, без сомнения, не по экономическим, а по чисто политическим соображениям. Правда, вывоз хлеба был не столь уж значителен — 1,7 млн. тонн в 1946 году. Если бы этот хлеб был распределен среди населения страны, прибавка к ежедневному пайку составила бы на одного человека всего лишь 27 г * (1,7 млрд. кг на 170 млн. населения — 10 кг в год). И все же мне, признаюсь, крайне трудно примириться с этой политикой, мне тяжело читать опубликованный в 1960 году приказ, подписанный 11 мая 1945 года самим Г. К. Жуковым:
* “Во исполнение постановления ГОКО (Государственного Комитета Обороны под председательством Сталина. — В. К.) от 8 мая 1945 г. Военный совет 1-го Белорусского фронта — ПОСТАНОВЛЯЕТ:
* ...Исходя из установленного постановлением ГОКО количества продовольствия, подлежащего передаче с 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов для снабжения населения города Берлина на 5-месячный период: зерна для выработки крупы и муки 105000 т, мясопродуктов — 4500 т, сахара — 6000 т интенданту фронта полковнику тов. Ткачеву выделить из ресурсов фронта в счет указанных количеств в период с 15 мая по 15 июня с/г.:
* Муки ... 41000 т
* Крупы ... 5000 т
* Мяса ... 6500 т ...” и т. д. [168]
* Отмечу, что “нормы” выдачи продовольствия на душу берлинского населения в ряде отношений превышали те, которые имели место в тогдашней России...
* При рациональном подходе к делу можно, конечно, признать, что, во-первых, нельзя было допустить голодного мора и хаоса в оккупированном нами восточном Берлине, что, во-вторых, СССР должен был еще получить достаточно ценные репарации и, в частности, добиться работы немцев в наших интересах, для чего следовало спасать их (немцев) от вымирания, и т. п.
* Но вместе с тем хорошо известно, что США, чье сельское хозяйство не только не пострадало от войны, но, напротив, процветало, готовы были кормить восточных немцев, и главная причина изъятия продовольствия из голодной России для прокорма населения страны, еще вчера бывшей смертельным врагом, — причина сугубо политическая: дело шло об установлении и сохранении господства в Восточной Германии (как и Восточной Европе в целом).
* И, повторюсь, я не могу примириться с этой политикой — несмотря на любые ее обоснования. Но к этой проблематике мы еще вернемся. Здесь же еще раз подчеркну, что вообще-то своего рода “политический налог ” на население СССР, выражавшийся в вывозе хлеба за рубеж, был не столь уж громадным (10 кг в год на человека). И полуголодная или просто голодная послевоенная жизнь абсолютного большинства населения была обусловлена “объективными” причинами, а не “злодейством” властей, которым возмущаются ныне те или иные идеологи. Ведь в целом, как уже сказано, на душу населения в 1945 году имелось не более 488 г хлеба на день. При этом следует еще учитывать, что немалую часть урожая было необходимо отдавать на корм имевшимся в 1946 году 14 млн. лошадей (необходимых тогда для сельскохозяйственных работ) и 23 млн. дающим молоко коров [169] , ибо без определенной зерновой прибавки к траве и сену эти существа едва ли выжили бы и животноводство в стране вообще бы погибло ... Поэтому и 488 г хлеба в среднем на душу населения в день — существенно завышенная цифра, из которой следует вычесть зерно, потребленное домашними животными, а также птицей...
* Выше была ссылка на сведения о распределении хлеба в 1945 году в Пензенской области, и в этих сведениях указано, что 3600 тонн зерна пошло на корм скоту (Попов В. П., цит. соч., с. 135). Особенно много зерна требовалось для прокорма свиней и домашней птицы, которые никак не могли обойтись травяной пищей. Согласно уже упоминавшимся сведениям 1945 года по Пензенской области, одна свинья потребляла за год 80,4 кг зерна — то есть почти столько же, сколько отпускалось людям! И вот очень выразительные цифры: с 1941 по 1946 год количество питавшихся, в основном, травой и сеном коров сократилось не столь уж значительно: с 27,8 млн. до 22,9 млн. голов, а свиней — с 27,5 до 10,6 млн. (там же), то есть более чем в два с половиной раза, — ибо невозможно было тратить потребное им значительное количество зерна (между тем количество неприхотливых коз осталось почти прежним — 11,7 млн. в 1941-м, 11,5 млн. в 1945-м). Не менее характерно и резкое сокращение количества домашней птицы, что ясно из уменьшившейся в два с половиной раза яйцепродукции: 12,2 млрд. в 1940 году и всего 4,9 млрд. в 1945-м... [170]
* Возможно, найдутся читатели, которым эти подсчеты количества собранного зерна, а также свиней, коз, кур и соображения об их “рационе” представятся чем-то слишком “мелким”, не соответствующим размышлению о ходе Истории; однако тогда, в 1946—1947-м годах, от всего этого прямо и непосредственно зависело само существование народа, и я уверен, что те из моих читателей, которые жили в то время, ясно понимают первостепенное значение приведенных мной “прозаических” цифр и их истолкования...
* * * *
* Только что изложенные факты и выводы, как нетрудно предвидеть, будут восприняты в качестве попытки “обелить”, “реабилитировать” правителей послевоенного времени (прежде всего, понятно, Сталина), притом одни воспримут это с недовольством или даже негодованием, а другие, напротив, одобрительно либо с восхищением, — ибо в последние годы количество “поклонников” Сталина явно растет.
[««] Вадим Кожинов Россия. Век XX (1939-1964) Опыт беспристрастного исследования. [»»]